Однако его не оставил равнодушным ее многообещающий взгляд. Бью, ощутил легкий приступ сожаления. Слишком занятый разработкой нового маршрута по Амазонке, он давно не имел секса. Бью, всегда нравился женщинам. Его рост под сто девяносто и мускулистое тело обладали достаточной притягательной силой для слабого пола, даже когда он выглядел довольно неряшливо, ибо, слишком много времени проводил в краях, далеких от цивилизации. Словом, ему не надо было особо напрягаться, чтобы завоевать внимание хорошеньких женщин.
Губы Бью дрогнули, когда он вспомнил, что дед называл это качество его проклятием.
— Тебе все слишком легко дается, мой мальчик. Если ты и впредь будешь довольствоваться случайными связями, то никогда не узнаешь, какое это счастье — завести семью.
— Я не испытываю желания заводить семью, дедушка, — отвечал он.
Он не собирался ничего менять в своей жизни и поныне, но ответ деда заставил его теперь испытывать угрызения совести.
— Бью, тебе тридцать. Пора подумать о детях. Ты последний в роду, и мне хотелось бы, чтобы ты женился. У человека есть единственный шанс на бессмертие — это оставить после себя род, который продолжится после его ухода в иной мир.
Может, старик уже тогда ощущал близость смерти?..
— Дед, для мужчины не существует возрастных границ, чтобы завести детей, — возразил он тогда. — Вот Чарли Чаплину было за семьдесят. Держу пари, ты и сам можешь еще иметь ребенка.
— Ты должен быть рядом, чтобы хорошо воспитать свое потомство. Твои родители, были ненамного старше тебя, когда их самолет разбился. Если ты не прекратишь своих странствий, может оказаться слишком поздно, прежде чем ты это поймешь.
«Слишком поздно...» — боль сжала сердце Бью. Слишком поздно, чтобы проститься с замечательным стариком, который так много ему дал. Слишком поздно, чтобы на прощанье сказать ему «спасибо». Слишком поздно, чтобы проводить в последний путь. Похороны состоялись, пока Бью блуждал в дебрях долины Амазонки вне досягаемости современных средств связи.
Все, что ему оставалось сделать, — беспрекословно выполнить завещание деда, даже бесполезную няню оставить на службе еще на год. И превратить «Розовый утес» — дворец Прескотта — в свою резиденцию на тот же период времени.
Возможно, дед приобрел «Утес», как раз для того, чтобы заставить внука-бродягу задержаться на одном месте настолько, чтобы тот успел жениться и обзавестись семьей. Бью покачал головой. Нет, он еще не готов. Просто не чувствует необходимости в семейной жизни. Если даже он женится, плохо будет всем. Изучение Европы составляло теперь первоочередную задачу в его планах. Он не собирался откладывать это на потом и считал безответственным пытаться свить гнездо, из которого, без сомнения, скоро улетит.
Бью, очень быстро покончил с формальностями, и к счастью его кладь оказалась одной из первых на багажной «карусели». Не имея ничего, что нужно было бы декларировать, он взвалив рюкзак на плечо, направился прямо в зал прибытия, где сразу же заметил Уолласа, дедушкиного шофера, одетого в щеголеватую униформу, которой тот чрезвычайно гордился.
На смену ощущению пустоты, терзавшей Бью, внезапно нахлынуло теплое чувство. Уоллас научил его всему, что знал о машинах, исполнял роль отца-исповедника в беспокойные времена. Он был не просто шофером, а членом семьи.
— Рад видеть вас, сэр, — с искренней сердечностью приветствовал Уоллас, Бью, и глаза его увлажнились.
Бью, крепко обнял служаку, движимый порывом оказать покровительство, и похлопал его по спине, словно жилистый маленький человечек стал ребенком, нуждающимся в утешении. Он, должно быть, ощущал утрату Вивиана Прескотта так же сильно, как и Бью. Уолласу уже далеко за пятьдесят, и хотя он смотрелся достаточно крепким для своего возраста и, безусловно, хорошо знал свое дело, но, пожалуй, был уже слишком стар, чтобы начинать жизнь заново. Его будущее выглядело теперь весьма неопределенно. Бью дал себе слово позаботиться о нем.
— Очень жаль, что меня не было здесь, Уоллас.
— Вы ничего не смогли бы сделать, сэр, — последовало поспешное заверение. — Не было никаких признаков. Он умер во сне, как всегда и хотел. Сразу после превосходной вечеринки лег спать — и не проснулся. По словам няни Стоу, ангел смерти проявил милосердие.
Ах-ах, няня Стоу! После слов Уолласа в воображении Бью возник образ самодовольной праведной ханжи, преисполненной занудных проповедей. Бью, с трудом удержался от едкого замечания. Няня Стоу явно пользовалась уважением Уолласа. Произнести вслух то, что вертелось на языке, показалось неуместным.
Бью изобразил улыбку.
— Что ж, превосходная вечеринка вполне в духе дедушки.
— Вот именно, сэр. Он умел развлекаться. Улыбка Бью превратилась в унылую гримасу.
— Мне следовало приехать хотя бы для того, чтобы организовать надлежащие похороны.
— Не беспокойтесь, сэр. Няня Стоу обо всем позаботилась.
— Вот как?