Поверенный герцога Сомерсета, хорошо знакомый вдовствующей герцогине, мистер Пибоди, лысый, низенький и пухленький человечек, ужасно похожий на шар, прошел на центральное место к столу. Из тяжелого саквояжа он достал несколько листов с гербовой печатью Сомерсетов. Мартиника хорошо различила единорога, придавленного весом щита, поскольку сидела в первом ряду, ее сердце ухнуло в пятки. Нет! Отнюдь не корыстные мотивы преследовала она своим браком, ею тогда руководило отчаянье, и герцог Сомерсет, ее опекун, предложил наилучший выход из ситуации. По крайней мере, на тот момент им обоим это казалось идеальным решением. Но что если болезнь помешала ему оставить обещанное ей содержание? Что если он так и не успел добраться до мистера Пибоди, пока еще сохранял хоть какие-то остатки разума? В течение этих пяти лет Мартиника часто сталкивалась с поверенным герцога, он помогал ей в решении многих деловых вопросов. Герцогиня сама прониклась доверием к этому человеку, хотя и неприятному снаружи, но кристально честному внутри. Однако спросить Пибоди напрямую о содержании завещания девушка считала кощунством. Кроме того, это была юридическая тайна, которую поверенный обязан был сохранять. Герцогиня не стала злоупотреблять своими возможностями, хотя и знала, что при желании могла добиться от Пибоди любой информации, ей пришлось бы для этого приложить минимум усилий. Чтобы ни было в завещании, она сможет себя обеспечить! В конце концов, на имя некоей миссис Фаррел оставлен трастовый фонд, и документы на имя этой самой миссис Фаррел лежат у нее в шкатулке — единственной вещи, которая в этом доме может считаться по праву ее. Она осталась у нее в память о матери и тех временах, когда Мартиника жила с ней. У герцогини неизменно пробегали по коже мурашки, стоило ей увидеть эту шкатулку, поскольку воспоминания, которые она будила, были совсем не радужными. Однако более надежного места, чем старая щербатая шкатулка с изображением фавна и нимф, танцующих под звуки его флейты, во всем поместье Шератон не существовало. Вещь настолько не бросалась в глаза, была до тошноты будничной и старой, что на нее не покусился бы никто из воров, а наличие двойного дна делало ее идеальным тайником. Денег из трастового фонда было немного, но их хватило бы при должной экономии, чтобы тихо и спокойно прожить остаток жизни в английской глуши, не побираясь по родственникам мужа. У самой Мартиники не осталось во всем мире никого, мать давно умерла, сестер и братьев у нее не было, отец… О! Об этом человеке она прекратила вспоминать еще будучи совсем ребенком, ее отец — это герцог Сомерсет… благодетель, опекун, отец, муж, близкий друг… как спутались его роли в ее жизни.
Тем временем мистер Пибоди приступил к оглашению последней воли покойного. Как обычно, первыми озвучивались самые незначимые суммы и вещи, но постепенно стоимость завещанного имущества возрастала, если только у покойного не возникало каких-либо других мотивов поменять порядок. Шло монотонное перечисление, из него Мартиника узнала, что гардероб Сомерсет завещал своему камердинеру, малый был ошарашен не меньше ее, видимо он никак не ожидал, что и после смерти герцога ему не отделаться от костюмов его светлости.
«Ну, ничего, продаст камзолы и рубашки моего мужа, и неплохо заработает, поскольку покойный одевался исключительно у лучших лондонских портных, пусть фасон значительно устарел, но качество ткани останется на высоте долгие годы».
Миссис Пруденс получила маленькое содержание, которого вполне хватило бы на жизнь, реши она удалиться от дел.
«Зная старушку Пруденс, она продолжит мести полы в этом доме, пока в состоянии встать с постели и пройти хоть несколько шагов».
Лорд Джаспер получил в наследство приличную денежную сумму и лучшего арабского скакуна, которого герцог приобрел незадолго до первого апоплексического удара, пока еще был в состоянии увлекаться лошадьми и верховой ездой.
«Что ж, лучшего хозяина, чем Джаспер, для Бонифация трудно пожелать».
Мэри были завещаны драгоценности ее матери, первой жены герцога Сомерсета.
«Правильно! Я все равно к ним даже не прикасалась, и вряд ли бы прикоснулась, останься они в моем распоряжении, скорее всего, подарила бы их Мэри».
Не забыл покойный герцог и о леди Базель с ее младшим сыном, оставив им вполне приличную сумму, так что та даже крякнула от удовольствия, услышав этот факт. Сыночек ее, лишь непонятливо улыбнулся, взирая на дражайшую матушку. Старшие ее сыновья в завещании упомянуты не были, но ее беспокоила судьба лорда Лесли. Природа не одарила его умом, а родившись в семье шестым сыном, у него не было никаких шансов получить родовое наследство. Отец не оставил Лесли ничего, считая его «ошибкой», потому все это время леди Базель с сыном жили за счет родственников, которые с каждым годом терпели их все менее охотно.