Молодинская битва. Риск

Первыми навалились на бока крымцев конники Большого полка, Левой руки и Правой руки. Следом подоспели пешцы. Секли врагов как траву на сенокосе. Гуляй-город тоже ободрился, откуда только новые силы взялись у ратников. Пушки метче ударили, рушницы скороговор; ной заговорили, болты каленые из самострелов пчелиным роем над головами лезущих на гуляй понеслись к дальним лучникам, разя и их, и коней под ними, — картина боя резко изменилась. Татар обуял страх, им казалось, что сам лес превращался в русских ратников заклинаниями неведомой силы, и хотя во многих местах крымцы начали приходить в себя и отчаянно рубиться с наседавшими русскими мечебитцами, в целом удача повернулась спиной к татарским туменам. Вот уже первые десятки, а следом и сотни нукеров перемахивали через Рожаю-реку. Вот-вот начнется паническое бегство. Но на левом берегу уже встречает их конная лава Передового опричного полка. Князь Хованский уже гонит обратно через реку трусливых, Хворостинин же и Вельский, стегая коней, несутся со своими опричниками к назначенным местам, чтобы как можно скорее замкнуть кольцо вокруг татарской рати.

Дальше всех скакать Богдану Вельскому, а на его пути все увеличивающийся поток бегущих с поля боя. Их секут, почти не снижая скорости, ибо татары даже не сопротивляются. Большинство же поворачивает обратно за Рожаю.

Вот уже виден край полка Правой руки. Пора перемахивать через реку. Вельский, осадив коня, круто повернул его и направил в воду. По предварительному приказу одна тысяча должна проскакать еще немного по берегу и уже там вступить в бой плечом к плечу с мечебитцами полка Правой руки, «стальные же полторы тысячи последовали за своим воеводой.

Вельский же, забыв о наказе князя Хованского, который долго беседовал с ним еще раз перед утром, рванулся в самую гущу татарской рати, и хорошо, что Хованский, как опытный воевода, определил к нему пару дюжин ловких рукопашников, наказав им не отставать от него ни на полшага, защищая своей грудью, беречь воеводу аки зеницу ока (он давал слово Малюте Скуратову сберечь его племянника и хорошо это помнил, зная, как может отомстить Малюта за смерть любимца), а при нужде настойчивыми советами удерживать от опрометчивости.

Хорошо все началось. Крымцы, не ожидавшие еще и удара со спины, вовсе пали духом, однако вскоре все для русской рати начало меняться к худшему. Переменчива удача в рукопашном бою, если даже противостоят друг другу равные силы, а крымцев в два с лишним раза больше, вот и начали они приходить в себя, тем более что у них не было никакого выбора, кроме как биться до смерти, ибо все пути для отступления оказались отрезаны.

— Остепенись, воевода. Выйди из сечи. Есть нужда оглядеться, — требует старший из ратников, приставленных Хованским к Вельскому. — Поворачивай коня, мы прикроем тебя щитами и мечами.

Не стал пререкаться Вельский, выехал из сечи. На взгорке у берега Рожай тысяцкие о чем-то рассуждают, даже руками размахивая. К ним и направил коня Богдан Вельский.

— Про что глаголим?

— Отдушины, толкуем, главный воевода не оставил для татар. Кто бы улепетнуть собрался, где дырка? Вот татары и стоят насмерть.

— Одно место пустое. Вот там, где стяг Девлетки и он сам, — поддержал своего товарища второй тысяцкий. — Только кто осмелится, пятки смазав, бежать мимо своего хана? И еще что смущает, почему князь Воротынский ханскую ставку не трогает. Не может быть, чтобы ума не хватило.

Весьма в угоду Богдану Вельскому подобные слова. Он уже не единожды думал, не крамольничает ли Михаил Воротынский, якобы играя в хитрость, но думки оставались думками, теперь к ним добавилось и суждение, высказанное тысяцким. Попробует он отказаться от своих слов, когда нужными они станут, себе же хуже сделает.

— А не перестроить ли, воевода, тысячи наши в клин, проделав отдушину между нами и Правой рукой, — посоветовал старший из приставов Хованского, — ловко, думаю, будет.

Тысяцкие согласно закивали головами:

— Верное слово.

Вельский, подумав немного, велел советчику:

— Скачи к князю Одоевскому. Предложи ему, пусть и он поддержит. Воротишься с его согласием, перестроимся в клин.

Ратник ускакал, обходя сечу стороной, а тут произошло то, что заставило Вельского изменить свое мнение о Воротынском: из леса выпластала дружина князя под его стягом, хотя, как понял племянник Скуратова, вел ее Никифор Двужил, ее воевода и княжеский боярин. Дружина бесстрашно неслась на ханский гвардейский полк, хотя тот превосходил ее не менее, чем в четыре раза.

Не успевший построиться ханский полк выгнулся дугой под дерзким нажимом смелой дружины, которая, казалось, приложив еще немного усилий, захватит стяг Девлет-Гирея, но, увы, сопротивление ханских нукеров росло, и каждый новый шаг вперед стоил дружине невероятных усилий и жертв.

— Видно, затихнет удар, — молвил со вздохом тысяцкий. — Тогда пшиком, можно сказать, окончится нынешняя сеча. Придется вновь укрываться за гуляями. Помочь бы дружине?

«А что? Верная мысль, — оценил слова тысяцкого Богдан Вельский. — Решиться, что ли, на самовольство?»