Читаем Молодо-зелено полностью

Однако сейчас Николай устыдился своей малограмотности: он, оказывается, спутал планету со звездой.

А этот парень — Черномор Агеев — неплохо в таких делах разбирается. Он, наверное, позже школу кончал: когда уже стали запускать ракеты.

Они шли по Меридианной улице.

В ясном лиловом небе — одна за другой — проступали звезды. Крупные и мелкота. Их становилось все больше. Они теснились все гуще.

— Это Галактика, — объяснял Черномор Агеев. — Это всё звезды. Такие же, как наше солнце. А есть и больше солнца — в миллион раз… И вокруг них кружатся планеты. А вокруг планет летают спутники…

— Какие спутники? — удивился Николай.

— Обыкновенные. Их тамошние люди запускают.

— Может быть, там и людей нет?

— Люди там есть, — сказал Черномор Агеев. Сказал, как отрезал. — Там не может не быть людей. Там люди раньше нашего живут.

— Ладно врать-то, — обиделся Коля Бабушкин. Уж это никак его не устраивало: что люди там живут раньше нашего.

— Точно, — заявил Черномор Агеев. — У нас ведь солнце очень молодое. И земля очень молодая. Совсем молодая… Вот ты скажи: давно ли по ней люди ходят? Всего какой-нибудь миллион лет…

Коля Бабушкин не стал возражать. Он только подумал, что здесь, на Печоре, люди, наверное, появились еще позже. На Порогах, скажем, всего лишь год назад никаких людей не было, пока туда не пришел коллектив прораба Лютоева и в том числе он — Коля Бабушкин,

— Тут нечего спорить, — уверенно закончил Черномор. — Тут простая диалектика. Понял?

Николай остановился и, закинув подбородок, посмотрел вверх.

Сплошная звездная вьюга взметнулась, взвихрилась и замерла в небе…


Николай почувствовал, как поплыла из-под ног земля. У него закружилась голова. От этой Галактики. От этой диалектики… Он даже глаза зажмурил.

И, зажмурив глаза, услыхал: тюк, тюк…

Он открыл глаза — обернулся. Оглянулся и Черномор Агеев.

Тюк, тюк…

По левую руку высится дощатый забор. За его острозубой кромкой громоздятся венцы сруба — обхватные бревна лиственницы, прокладки из рыжего мха. Сквозные проемы окон. От ближайшего уличного столба тянется провод, на проводе болтается электрическая лампочка, и в свете этой лампочки видно: верхом на бревне, друг против друга, сидят двое с топорами: один махнет топором — тюк, другой топором махнет — тюк…

Как загорская игрушка, деревянная забавка, — два мужика с топорами: тюк, тюк… тюк, тюк…

— Гляди-ка, — пораженно шепнул Николаю Черномор Агеев. — Ты погляди… Узнаёшь?

— Кого? — переспросил шепотом Николай. Вгляделся поострее. — Да ведь это… Лешка.

— Ведме-едь!.. — во все горло, хотя и близко, закричал Черномор Агеев. — Наше вам с кисточкой…

Наверху перестали тюкать. Свесили головы.

— А-а… Привет, — помолчав, отозвался Лешка.

Это действительно был Лешка Ведмедь. Именно он сидел верхом на бревне и махал топором. А напротив него — теперь Коля Бабушкин и того разглядел — сидел на бревне десятник Волоса-тов. Тот самый, который справлял у себя на квартире старый Новый год. Теперь Коля Бабушкин и его узнал. Но не стал показывать вида, что узнал, не стал с ним здороваться. А десятник тоже сделал вид, что не узнает Николая. Не поздоровался. Или же на самом деле не узнал его.

— Честь труду!.. — кричал Лешке Черномор Агеев. — Почет механизаторам… Ты чего это туда с топором залез?

Лешка тюкнул топором — вогнал его в мякоть по самый обух. Достал из кармана папироску, зажег спичку. Пустил дым из ноздрей. Судя по всему, он не очень обрадовался неожиданной встрече. Ну, шли поулице друзья-товарищи, увидали его, сидящего верхом на бревне. Так нет чтобы мимо пройти. Обязательно им нужно оторвать человека от дела…

— Это какая-то ударная стройка семилетки? — не унимался Черномор Агеев.

А и вправду, с чего бы это Лешке Ведмедю сидеть на бревне и тюкать топором в нерабочее время? Что это он строит? И кому?.. Вроде бы ему самому дом не нужен: у них с Верочкой хорошая квартира. Может быть, для десятника Волоса-това? Но у них тоже хорошая квартира — у десятника Волосатова с Волосатихой…


Николай вдруг вспомнил, как Лешка Ведмедь рассказывал ему про какую: то халтуру. Про какое-то калымное дело. Ну да, он рассказывал ему про эту халтуру, когда Николай приходил звать его в монтажную бригаду, на кирпичный завод… Так вот, оказывается, какое это дело? Довольно скучное дело — топором тюкать…

— А кто у вас за главного — ты или дядя? — привязывался к Ведмедю Черномор Агеев.

Десятник Волосатов сердито сплюнул с высоты в сугроб. И что-то негромко сказал Ведмедю. Лешка затянулся еще разок, пустил дым из ноздрей, кинул окурок в сугроб. И взялся за топор.

Тюк, тюк… Сидят двое верхом на бревне, машут топорами. Как загорская игрушка.

Не очень завлекательное зрелище.

Коля Бабушкин и Черномор Агеев уже собрались двинуться дальше.

Но в этот момент по снежному накату Меридианной улицы чуть слышно прошелестели шины. Вякнул тормоз. Голубая «Волга» с шашечками по борту встала у обочины. Она остановилась как раз напротив дощатой калитки забора. Возле свежего сугроба. Аккурат у того самого места, где Коля Бабушкин и Черномор Агеев донимали Лешку Ведмедя.

Перейти на страницу:

Все книги серии Роман-газета

Мадонна с пайковым хлебом
Мадонна с пайковым хлебом

Автобиографический роман писательницы, чья юность выпала на тяжёлые РіРѕРґС‹ Великой Отечественной РІРѕР№РЅС‹. Книга написана замечательным СЂСѓСЃСЃРєРёРј языком, очень искренне и честно.Р' 1941 19-летняя Нина, студентка Бауманки, простившись со СЃРІРѕРёРј мужем, ушедшим на РІРѕР№ну, по совету отца-боевого генерала- отправляется в эвакуацию в Ташкент, к мачехе и брату. Будучи на последних сроках беременности, Нина попадает в самую гущу людской беды; человеческий поток, поднятый РІРѕР№РЅРѕР№, увлекает её РІСЃС' дальше и дальше. Девушке предстоит узнать очень многое, ранее скрытое РѕС' неё СЃРїРѕРєРѕР№РЅРѕР№ и благополучной довоенной жизнью: о том, как РїРѕ-разному живут люди в стране; и насколько отличаются РёС… жизненные ценности и установки. Р

Мария Васильевна Глушко , Мария Глушко

Современные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Романы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза