Молодой бог (СИ)

— Для Джима это точно что-то другое. — пожал плечами Сайло. — Спроси его. Кстати, — артист оторвался от моего лица и сделал шаг назад. — ещё Джим хочет убрать из тебя привычку использовать правду, когда ты хочешь обмануть кого-то.

Я устал удивляться тому, что мои действия и я сам другими, оказывается, воспринимаются совсем по другому. Поэтому я просто выжидающе смотрел на мужчину, ожидая очередного тычка в своё же дерьмо.

— Твой дядя привёл конкретный пример: с датским бизнесменом. Говорит, ты убил его поцелуем.

Тут я приподнял уголки губ.

— Как деятель искусства, отдаю тебе должное. Ты можешь быть изобретательным.

О, неужели похвала! Наконец-то.

— Но…

— Я всё равно не использовал правду! — я подчерпнул силы из похвальбы, чтобы всё-таки защитить свою истину.

Сайло с толикой осуждения заглянул в мои глаза.

— Как бы там ни было, очень важно играть лишь фальшивыми картами, оставляя своего туза в надёжном рукаве. Правда вещь довольно грубая и деревянная, а вот ложь гибка, но с помощью власти и денег можно расплавить твёрдый материал, перелив его в форму на любой вкус. У тебя нет ни таких денег, ни такой власти. — а вот и очередной удар по больному. — Тебе остаётся лишь учиться изворачиваться. Сделай оружием свой язык.

— А слова пулями? — предположил я, без энтузиазма закатывая глаза.

Сайло отрицательно покачал головой.

— Огнестрельное оружие не так искусно и осторожно в отличие от ножа. Ты должен быть внимательным и аккуратным, вступая в диалог с тем, от кого хочешь чего-то добиться. Каждый надрез должен быть незаметен твоей жертве, иначе твоё же оружие используют против тебя.

Слушая все эти наставления, я всё больше и больше начинал дивиться тому, что вообще жив до сих пор. Сайло обалдел бы от моего стиля работы, если бы ему довелось лицезреть как я болтал с людьми и как старался их обмануть.

Тут Сайло принялся распинаться о правилах в покере, а точнее, о негласных правилах жульничества и фальша. Что делает человека убедительным, а что нет. Мне почему-то представился образ Майкрофта, как он в своей поучающей манере говорит:

— Человека делает убедительным лишь правда.

От пережитых эмоциональных потрясений, после эмоциональных горок, мне стало как-то гадко. Ложь, обман, тайные заговоры, притворство… Всё неправильно.

— Вижу ты устал. — вдруг сказал Сайло, прервав свою речь. — Предлагаю тебе вот что: сможешь сейчас убедить Джима в том, что в твоих словах Клинту не было и капли от правды, то скажу, что ты полностью готов к Америке.

— А если нет? — побыстрее отделаться от того, кто так потрепал меня, мне улыбалось.

— Тогда продолжим занятия, пока не доведём тебя до совершенства.

Кошмар какой! Я зад себе порву, но заставлю Джима мне поверить!

Немного погодя, мы вышли из зала. В комнате дяди не оказалось, значит, он на первом этаже. Я медленно стал спускаться по лестнице, прикидывая в голове варианты. За спиной послышались шаги.

— Эй! — зашипел я на ван-Дамма. — Не иди за мной! А то он заподозрит что-нибудь.

— Ты должен быть готов к форс-мажорам. — просто ответил Сайло, толкая меня в спину.

Твою мать.

Джим обнаружился сидящим на кухне с чашкой кофе. Он бесцельно гулял взглядом по столу, не трогая уже успевший остыть напиток. Я неспешно подошёл к другому краю стола, несколько раз обернувшись на ван-Дамма. Тот, к моему облегчению, притаился где-то за стенкой.

После всех слов Сайло смотреть на Джима стало… больнее. Мне вдруг захотелось пожаловаться ему, что меня заставляют проходить какие-то дурацкие испытания, но потом я с ужасом понял, что не могу. Я не могу поныть дяде, не могу рассказать о своих страхах и волнениях, потому что он ненавидит это. Боже, да он же действительно не терпит человеческое… всё. Ни о какой тривиальности и речи быть не может.

По телу проплыла стая мурашек другого назначения. Такое я ощущал, сидя под дождём на базе. Та же ноющая пустота в груди.

Джим медленно поднял на меня свои глаза. Он был словно грустным, но это лишь его маска, я знаю. Теперь ещё лучше. Но даже эта притворная грусть вызывала во мне эмоции. Я всё ещё надеялся, что он изменится.

— Уже всё? — одна тонкая бровь подняла пару складок на лбу.

— Сделали перерыв.

Я не знал, как начать. Надо было зайти на кухню разозлённым, предъявить Джиму, что он всё сбалтывает своему дружку-шпиону. И, уже отталкиваясь от этого, начать отрицать то, что я должен. Но я не был злым. Меланхолия — редкая моя гостья, но именно сейчас она заглянула на чай.

Джим продолжал сидеть, не двигаясь. Он словно ушёл в себя. Может, так оно и есть.

— Я думал, мы понимаем друг друга.

Я выбрал другой способ. Джим поверит мне, если я буду самим собой, потому что теперь я начинаю понимать, кого из себя представляю. Да, я решил быть собой. Тем, кто всегда на словах и даже в мыслях был лучше, чем то было на самом деле.

Карие глаза вновь удостоили меня вниманием. Но рот оставался закрытым.