Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества

Во всем этом есть много истинного и важного, в том числе я для марксистской истории философии. Но, поскольку Гегель, как объективный идеалист, видит в философии самодвижение понятия, он вынужден и здесь переворачивать связи с ног на голову. Энгельс неоднократно указывает, что, конечно, отдельные философские системы непосредственно связаны с предшествовавшими философскими системами, с тем, что в них не дано решения проблем, но как материалист-диалектик, он неустанно подчеркивает, что это чисто философская связь представляет собой поверхностное выражение действительной связи, что история философии должна вникать в глубинные объективные основания развития философии.

Если непосредственная форма проявления истории философии абсолютизируется на идеалистический манер, философские системы выступают в их проблемно-исторической "имманентной" последовательности, как это мы видим у Гегеля, то тем самым даже правильное содержание, имеющееся в констатации таких связей, выступает в преувеличенной, искаженной форме. Уже для самого Гегеля это имело следствием то, что неравномерность и запутанность реальной истории философии, современного ему периода оказывались вне рассмотрения, а действительно сложные формы отражения реального хода истории, равно как и научные попытки диалектически осмыслить результаты развития естествознания, были сведены к "имманентной" взаимосвязи отдельных, конечно, очень важных категорий.

В результате этого возникла такая схема интерпретации историко-философских взаимосвязей, которая в ходе позднейшего разложения буржуазной философии привела к совершенно ненаучным искажениям исторического процесса.

Эта схематичная, "имманентная" трактовка истории философии сказывается затем — в период II Интернационала и на взглядах таких марксистов, как Плеханов и Меринг. На историко-философские концепции меньшевиствующего идеализма оказали сильное воздействие ошибки и недостатки гегелевской концепции истории философии. Лишь преодолев эти ошибки, уяснив существо того прогресса в развитии философии, который связан с ленинским этапом марксизма, лишь изучив философские произведения Ленина, можно найти последовательное марксистско-ленинское решение этих проблем. Для такого понимания истории классической немецкой философии, для критического изучения ее развития вновь открытые и изданные в последние десятилетия произведения Маркса и Энгельса, несомненно, играют решающую роль.

В самой буржуазной философии вскоре после поражения буржуазной революции 1848 г. гегелевская концепция истории философии теряет свое значение. Уже и до этого возникали враждебные действительной истории трактовки, стоявшие по своему уровню гораздо ниже концепции Гегеля. Лишь после революции 1848 г. получают широкое распространение взгляды А. Шопенгауэра — наиболее значительного представителя подобных антиисторических концепций. Основная мысль Шопенгауэра состоит в том, что он оценивает попытки Фихте, Шеллинга и Гегеля выйти за пределы кантовских противоречий, как серьезное заблуждение. Согласно Шопенгауэру, философия должна вернуться к единственно верному методу — методу Канта; все остальное — только обман, пустая болтовня, шарлатанство.

Таким образом, с одной стороны, Шопенгауэр игнорирует всю диалектику в развитии классической немецкой философии и требует возврата к метафизическому пониманию действительности. С другой — он "очищает" философию Канта от всех колебаний в сторону материализма и приводит к общему знаменателю философские системы Канта и Беркли (нечто аналогичное проделывает и Гербарт, придерживающийся, правда, иных установок).

Такое понимание, которое, в сущности, полностью игнорирует историю классической немецкой философии, проявляется позднее у неокантианцев в еще более пошлой форме. Отчетливее всего это выражено у Отто Либмана ("Kant und die Epigonen", 1865) и в других работах. Начиная с Либмана, в философии одерживает верх немецкое неокантианство, превращающее Канта в стопроцентного субъективиста и агностика, отклоняющее как "ненаучную метафизику" всякое стремление к познанию объективной действительности, существующей независимо от сознания. Тем самым неокантианство принимает шопенгауэровскую трактовку истории философии, истолковывая послекантовскую философию как серьезное отклонение от единственно правильной. субъективистской линии Канта. Эта позиция проводится гораздо более прозаично, без цветистой брани, характерной для Шопенгауэра. Гегель третируется как "мертвая собака".

Такая концепция, особенно в отношении философии Гегеля, характерна для большинства авторов середины прошлого века, которые излагали историю классической немецкой философии. Впрочем, в этот период еще доживают свой век отдельные эпигоны гегельянства, ставшего национал-либеральным и поверхностным. Их позиция изложена в известных трудах по истории философии Куно Фишера и И. Э. Эрдмана. Однако важнейшее сочинение, которое вышло в этот период о Гегеле, — работа Рудольфа Гайма — представляет, по сути, большой памфлет против "ненаучности" объективизма и диалектики у Гегеля.