Молодой Гегель и проблемы капиталистического общества

Здесь интересно, в какой форме и в какой связи Гегель вновь возвращается к соответствующим "формам сознания" первого раздела — стоицизму и скептицизму. Особенно интересно то, что здесь "несчастное сознание" вообще не упомянуто. Гегель высказывает свое мнение весьма отчетливо, и оно не требует каких-либо подробных комментариев. Лишь обратившись к его основным идеям, можно показать, что Гегель энергично подчеркивает содержательное тождество между тем, что означают эти идеологические формы, и тем, что означает господство римского права (т. е… по Гегелю, состояние общества в Римской империи), и при этом добавляет, что последнее и образует действительность, в то время как идеологические формы — только субъективное мнение об этой действительности. "То, что для стоицизма только в абстракции было "в-себе"[-бытием], теперь есть действительный мир… своим бегством из действительности оно (стоицистское сознание. — Д. Л.) достигло только мысли о самостоятельности; оно есть абсолютно для себя, потому что оно не связывает своей сущности с каким-либо наличным бытием, а, отказываясь от всякого наличного бытия, полагает свою сущность исключительно в единстве чистого мышления. Таким же способом и право лица не связано ни с более богатым или могущественным наличным бытием индивида как такового, ни с каким-либо всеобщим живым духом, а, напротив, связано с чистым "одним" его абстрактной действительности или с ним как самосознанием вообще"[25].

Еще более ясна эта связь при переходе Гегеля к описанию скептицизма в его сопоставлении с необходимым формализмом правового состояния. Здесь он показывает, что и за тем и за другим стоит другая, реальная сила — сила общественного развития, что и то и другое есть лишь форма выражения разлагающегося мирового состояния, в котором пока негативным образом начали действовать составные элементы позднее возникающего буржуазного общества. Они еще не образуют той связующей, обладающей собственными законами и по собственным законам движущейся системы "отчужденных" отношений людей друг к другу в их общественной практике; поэтому они выступают как формы проявления неизвестной, случайной и произвольной общественной силы: "Ибо то, что считается абсолютной сущностью, есть самосознание как чистое пустое "одно" лица. В противоположность этой пустой всеобщности субстанция имеет форму наполнения и содержания, и этому содержанию теперь дана полная свобода и оно неупорядочено, ибо налицо уже не имеется дух, который бы его подчинял и удерживал в единстве — Это пустое "одно" лица (der Person) в своей реальности есть поэтому случайное наличное бытие и лишенное сущности движение и действование, которое никакого постоянства не достигает. Подобно скептицизму, формализм права, следовательно, в силу своего понятия лишен специфического содержания, застает некоторое многообразное устойчивое существование, владение и, подобно скептицизму, отпечатлевает на нем ту же абстрактную всеобщность, в силу которой владение называется собственностью. Но если определенная таким образом действительность в скептицизме называется вообще видимостью и имеет только негативную ценность, то в праве она имеет ценность положительную… В обоих [случаях] имеется одно и то же абстрактное всеобщее; действительное содержание или определенность, моего" — внешнего ли владения или же внутреннего богатства либо бедности духа и характера — не содержится в этой пустой форме и к ней отношения не имеет. Действительное содержание принадлежит, стало быть, некоторой собственной силе, которая есть нечто иное, чем это формально-всеобщее, представляющее собой случайность и произвол, — Сознание права поэтому в своей действительной значимости испытывает скорее потерю своей реальности и свою совершенную несущественность, и обозначать индивида персоною есть выражение презрения"[26].