А потом всё началось — как всегда, и внезапно, и ожидаемо.
IV
Отец Дружин торопился. Что-то висело в осеннем воздухе, что-то расползалось по облетевшим лесам, цеплялось за нагие ветки, хоронилось по овинам и амбарам, сторожко выглядывало из-за стрех, из-за вязанных в прочную «лапу» бревенчатых углов.
Этим «чем-то» был страх. Бог
Дорога вела его холмами и неглубокими долинами к северу от Бирки, и он невольно вспоминал свою встречу с Суртом, приключившуюся где-то в этих краях. Сколько ж воды утекло, сколько всего случилось… не найти теперь уже тот двор, где Древний Бог и огненный великан, правитель Муспелля, играли в тавлеи, попивая свежее доброе пиво. Не найти ни двора, ни даже селения — там поднялся густой лес. Почему люди ушли отсюда, Старый Хрофт не знал — скорее всего, деревню сожгли, а уцелевшие жители сочли за лучшее не возвращаться.
Сейчас впереди тоже виделось селение, не слишком большое и обширное, может, две дюжины дворов. Хрофт сощурился, поправил широкополую шляпу, одёрнул старый тёмно-синий плащ. Восьминогий Слейпнир остался в лесном убежище, былой владыка Асгарда шёл пешком, как обычно, если желал остаться неузнанным.
Запах страха смешивался с запахом дыма. Здесь что-то горело, и совсем недавно. Отец Богов сощурился — дым поднимался с околицы, но поднимался лениво, пламя уже отбушевало, сейчас уныло подъедая остатки.
Возле огнивища никого не было, никого не осталось и на улице, словно весь народ попрятался кто куда.
Из почерневший земли торчат обглоданные огнём основания деревянных столбов, меж ними навалены остатки прогоревшей и обвалившейся кровли. Здесь было что-то вроде капища или святилища — Молодые Боги и служившие им строили подобное в каждой деревеньке, чуть ли не на каждом хуторе, куда только могли добраться. Выстроившиеся кругом сваи подтверждали догадку.
Но даже если б их и не было, Старый Хрофт ни за что бы не ошибся. Ему казалось, он наяву ощущает чуть сладковатый запах, запах, неотступно преследовавший его с того самого мига, как он вернулся в Хьёрвард; его не было раньше, этого запаха, он пришёл вместе с Молодыми Богами, и особенно сильным он становился подле их храмов и святилищ.
Но кто же сжёг капище, кто дерзнул, кто поднял руку?
Нет, нельзя сказать, что Отец Дружин «ничего не знал» и «ничего не слышал». Как раз напротив. Он с болезненной остротой ловил все недовольные речи, всё раздражение против новых хозяев мира — хотя в Хьёрварде утекло немало воды, пока Старый Хрофт странствовал во тьме внешней, и Молодые Боги мало-помалу становились уже хозяевами старыми.
Нет, о Владыке Асгарда по-прежнему помнили. Хотя нельзя сказать, что Молодые Боги как-то особенно яро старались «стереть саму память о нём». Правда, храмы и святилища оказались разрушены, но чего-то подобного Хрофт и ожидал. Победители всегда старались выбить основу, знамя, вокруг чего смогли бы собраться побеждённые. Уничтожения этого Отец Дружин не застал, но, думал он, оно, пожалуй, и к лучшему.
Частенько новые храмы Молодых Богов возводились на старых фундаментах, там, где высились скромные и суровые святилища владык Асгарда.
Так и здесь. Под слоем углей и золы, под землёй прятались дикие камни, на которых некогда высился посвящённый ему,
Он оглянулся. Село казалось зажиточным — вернее, когда-то оно и впрямь было зажиточным. Высокие бревенчатые срубы, есть в два этажа; но сейчас всё покосившееся, просевшие крыши, повалившиеся овины, многие дома угрюмо пялятся пустыми глазницами чёрных окон, ничем не закрытых. И едва ли над половиной труб поднимается дым.
Последние бедствия, разруха и голод, не миновали и этих мест.
И, наверное, у селян лопнуло терпение.
Последнее время гнев и отчаяние прорывались всё чаще и чаще. Всё чаще попадались Старому Хрофту истерзанные тела в жёлтых одеждах — жрецов Ямерта не защитило ничто.
И бог
Неизвестность тяготила сильнее всего, высасывала силы. Иногда становилось совершенно нестерпимо, когда больше всего хочется вцепиться врагу в глотку, забыв о собственной жизни. Чего ждали Молодые Боги? Их слуги не вмешивались, ну или почти не вмешивались. Где-то раздавали зерно и солонину из храмовых запасов, но и там голодные, получив долю, отходили, мрачно и дико глядя на сытых, лоснящихся жрецов. Слов благодарности почти не звучало.
Но нигде, нигде ещё никто не дерзнул покуситься на сам храм, на само святилище. Жрецов, случалось, убивали и прежде, но по причинам обычным, вполне понятным — разбойников занимали кошели, а не месть.
Старый Хрофт стоял у края пепелища, ветер слабо шевелил тонкие лепестки золы.