Восстание Ракота тянулось долго, по людским меркам. В каких-то мирах, втянутых в более медленные потоки великой Реки Времени, сменилось не одно, не два, а как бы не десять людских поколений. В иных же — минуло лишь несколько солнечных кругов. Битвы гремели где-то далеко в глубинах Упорядоченного; Хьёрвард словно забыл о военных грозах.
А у Старого Хрофта кончалось терпение. Молодой маг Хедин и в самом деле не бросился на безнадёжный бой; однако не встал он и на сторону Ямерта. Остался в стороне, занимаясь неведомо чем и странствуя неведомо где — до самых времён второго вторжения Владыки Тьмы в Хьёрвард.
О нём тоже можно написать целые тома. Людей в ратях Узурпатора сделалось меньше; чудовищ — значительно больше, как и гоблинов, превратившихся в злых и упорных вояк, не просивших пощады и не дававших её.
Здесь вновь, уже куда более открыто, явили себя силы, кои Хедин называл «Дальними». Загадочные существа, что, как гласили слухи среди знающих, «появлялись из глубин зелёных кристаллов». Отец Дружин вновь, как и в прошлый раз, остался в стороне; хотя и не совсем.
Чудовища Ракота отличались кровожадностью и вечным голодом. Жрать они могли всё, что угодно, не исключая даже солому с крыш, лишь бы там имелись «эманации человеческих существ», как потом объяснял Хедин. Иные сунулись и к Живым Скалам; пришлось показать, что золотой меч хозяина Асгарда остёр по-прежнему. Отец Дружин не вмешался в войну, не встал под стяг Ямерта, конечно же, но из добровольного заточения пришлось выйти.
Как жалел он сейчас, что Хедин выбрал бегство! Сражаться пришлось бы не с Ракотом, а с тупыми его страшилищами, пожиравшими людей без разбору; начальствующие над ними чародеи старались держать их в узде, но получалось это далеко не всегда. Но какой отличный довод в свою защиту смог бы заполучить названый брат Владыки Тьмы!
Деревушка невдалеке от Живых Скал, где хорошо знали отшельника Хрофта, оказалась, к беде своей, на пути у целого сонма чудищ Ракота. Была ранняя весна, ещё не сошёл снег, и орда голодала. Отец Дружин не знал, кем был тот чародей, что управлял страшилищами, но нападению их на селение он не воспрепятствовал.
Старый Хрофт стоял посреди неширокого санного пути, один, загораживая тварям дорогу. Вокруг деревеньку ограждал невысокий палисад в одно бревно, он не сдержал бы голодных чудищ, но вид Отца Дружин, сверкание золотого меча в его руке не могли не внушать им ужас.
Голодные твари яростно шипели и рычали — множество обликов, самые причудливые очертания, распахнутые пасти, клыки, когти, хвосты, увенчанные шипастыми костяными шарами, толстые лапы, готовые топтать и давить. С вывороченных чёрных губ стекала тёмная слюна, копыта — у кого они были — рыли осевший, слежавшийся снег. Твари готовились к броску, а Отец Дружин готовился к бою, невольно вспоминая другую почти такую же деревню в День Гнева, когда ему удалось спасти тамошних обитателей.
Удалось тогда, удастся и сейчас.
Золотой меч с лёгким, едва слышным шорохом заботливо смазанной стали пополз из ножен.
Вот сейчас.
Но никакого «сейчас» не случилось — над чёрными рядами чудовищ вспыхнул золотистый свет, им в спину ударил небольшой отряд всадников: белые единороги, белые с золотом доспехи и плащи наездников, белое пламя, пляшущее на копейных остриях.
И предводитель, вернее, предводительница. В снежно-белой броне, что так шла к рассыпанным по плечам золотистым густым волосам.