Молодой Сталин

Его наследник Александр III создал двойную систему, известную Сталину. И у охранки, и у престижного полувоенного корпуса жандармов (“глаз и ушей императора”), одетых в голубую с белым униформу и сапоги, носивших сабли, – была собственная разведка.

В изящном петербургском особняке на набережной Фонтанки, 16, у слияния Фонтанки и Мойки, в особом отделе охранки скрупулезно сличали головоломные схемы и помеченные разными цветами досье террористических организаций. “Черный кабинет” занимался перлюстрацией: к 1882 году ежегодно вскрывалось 380 000 писем[52]. В Европе у охранки была репутация зловещего органа самодержавия, но по части профессиональной жестокости ей было еще далеко до ленинской ЧК, не говоря уж о сталинском НКВД. В арсенале охранки было три вида наказаний. К веревке прибегали редко, ее держали для убийц царей и министров, но у этого наказания был один судьбоносный эффект: казнь Александра Ульянова, молодого человека, участвовавшего в заговоре против царя, превратила в радикала его младшего брата – Ленина. Далее шла каторга, тоже применявшаяся нечасто. Самым распространенным наказанием была административная ссылка (до пяти лет).

Корифей конспирации, шеф московской охранки Зубатов, разработал новую систему слежки. У него были детективы, но их подлинным инструментом являлась агентура, “внешние агенты”, на сленге революционеров – шпики, которые ходили за такими людьми, как Сталин. Самой эффективной тактикой охранки была провокация со стороны “внутренних агентов”. Зубатов объяснял работникам охранки: “Вы… должны смотреть на секретного сотрудника как на любимую женщину, с которой находитесь в нелегальной связи. Берегите ее как зеницу ока. Один неосторожный ваш шаг, и вы ее опозорите. <…> Никогда и никому не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальству. Сами забудьте его настоящую фамилию и помните только по псевдониму”. Ставки были высоки: кто для одной стороны был провокатором, для другой был предателем, а предателей ждала смерть.

Иногда за огромное вознаграждение эти двойные агенты не только внедрялись во “внутреннюю жизнь революционных организаций”, но и возглавляли их. Охранка даже учреждала собственные революционные группы и профсоюзы. Само их существование должно было ввести революционеров в братоубийственное безумие, сделать их подозрительными параноиками. Маниакальность сталинского террора в СССР показывает, как успешна была эта линия. Но для властей конспирация могла быть так же опасна, как для террористов[53].

Во время этой войны с террором в России пышным цветом расцветали разнообразные заговоры. Охранке приходилось противостоять не только социал-демократам, армянским националистам-дашнакам и грузинским социал-федералистам, но и самым опасным террористам в России – социалистам-революционерам (эсерам). Лучший пример того, как опасны двойные агенты, связан именно с эсерами. Охранка завербовала главу боевой организации эсеров Евно Азефа, который использовал террористов-самоубийц. В 1902–1905 годах Азеф получал от охранки большие деньги – и он же организовал убийства двоих министров внутренних дел и великого князя.

Но в целом, несмотря на вражду охранки с жандармским корпусом и бюрократическую возню, подавление революционеров и внедрение в их круги тайная полиция осуществляла на удивление тонко и успешно: она была лучшей секретной службой своего времени[54]. Ленин подражал охранке, желая получить нескольких профессионалов, настолько же опытных, как тайная полиция, с конспиративной техникой высочайшего уровня.

Сталин был именно таким человеком: “другой мир” был его средой обитания. На Кавказе разобраться в конспиративной игре было еще труднее. Грузинское воспитание было идеальным для террориста-бандита: в его основе лежали священная верность семье и друзьям, боевые умения, личная щедрость, искусство мести. Все это было вколочено в Сталина на улицах Гори. Кавказская тайная полиция была более жестокой, чем русская, но и более продажной. Сталин обладал устрашающим умением подкупать агентов и угадывать шпионов¹.

За Сталиным постоянно следили шпики охранки, которых он без труда обманывал. “Сволочь, и такие дураки мешают нам в работе!” – смеялся он, прокладывая новый извилистый путь отступления через тифлисские подворотни². Он избежал ареста после первомайского бедлама, но несколько раз чуть не попался. Однажды, когда он распевал грузинские песни в нелегальной книжной лавке, полиция окружила это место. Он нагло прошел “мимо оторопевших городовых”. В другой раз во время сходки революционеров полиция совершила налет на дом, но Сталин и его друзья выпрыгнули из окна – под дождь, без галош, весело хохоча³.