Конечно, Рим Соррентино – не только конкретный город, средоточие богатств, чудес и мерзостей всего света, но и воплощенная суета сует, которая стирает твои личные черты, смешивая все цвета; это и оскорбительно, и спасительно. Точно как в магическом и карикатурном эпизоде “Великой красоты”, где девочка-художница на глазах восхищенной светской публики создает абстрактное полотно, яростно выплескивая краски на чистый холст и размазывая их руками. Все равно в конечном счете подлинники шедевров, собранные в одном месте усилиями многовековой истории, ныне не более чем самая богатая театральная декорация на свете. В кульминационной сцене “Друга семьи” это вдруг становится ясно хитроумному ростовщику из провинции, одураченному компанией безработных актеров – ряженых гладиаторов, зарабатывающих копеечку у ворот Колизея: приехав в Рим, самоуверенный прагматик внезапно осознает собственную призрачность.
Ощущение помпезного фейка, подавляюще-мрачного во всем своем великолепии и уверенного в том, что тебя он переживет, наполняет единственный фильм Соррентино по мотивам реальных событий – самую сюрреалистичную из его работ: “Изумительный”, вольное жизнеописание многократного премьер-министра Италии, христианского демократа Джулио Андреотти. И церкви, и палаццо, и правительственные учреждения – все это лишь павильоны власти, где у актера нет иной задачи, кроме как крепче держаться за завоеванное однажды амплуа и ни в коем случае не сходить со сцены. В этом фильме герои актуальной политики раз за разом застывают в сценах с воспроизведенных в пародийно-травестийной форме ренессансных полотен и фресок – то “Тайная вечеря”, то “Поцелуй Иуды”, – играя в вечном театре лжи и предательства, без которого невозможны высшие эшелоны власти. Это внутренний Рим, город интерьеров, где наружу можно выйти только ночью или на рассвете, под строжайшей охраной, иначе станешь добычей другой сцены – театра смерти, где уже совершили свои выходы Альдо Моро, Мино Пекорелли и остальные жертвы чужих политических амбиций.
Чувство замкнутости, мнимого спасения от угрозы внешнего мира, Соррентино передает и простым смертным – своим вымышленным героям, запирающимся в комнатах шикарных швейцарских отелей: бухгалтеру мафии Титте ди Джироламо в “Последствиях любви”, а вслед за ним великому композитору Фреду Баллинджеру и выдающемуся режиссеру Мику Бойлу в “Молодости”. Почему Швейцария, мирный и стерильный сосед Италии, произведший на свет не тысячи шедевров, а только часы с кукушкой? (Кстати, отличный образ для разгромной статьи о любом фильме Соррентино: каждый из них напоминает отлаженный часовой механизм.) Эти горы и озера освобождают от веса истории и культуры, а корректность и скромность здешних метрдотелей и банкиров позволяют на время забыть о собственном “я”. И перейти от симфоний к скромным сюитам для коровьих колокольчиков – именно так и поступает ушедший на пенсию Баллинджер, отказавший королеве Англии в просьбе выступить на дне рождения ее супруга. Композитор тоскует по утраченной чистоте и прямолинейности своего самого знаменитого сочинения, простых “Приятных песенок” для сопрано с оркестром. Так и Соррентино, несущий на плечах всю славную историю итальянского кино и привычно перегружающий ткань своих картин метафорами, цитатами и рифмами, явственно мечтает исполнить простую песню. Если не сама эта простота, то стремление к ней/мечта о ней явственно проступает сквозь каждый его сценарий.
К ней стремится и Чейен, рокер-легенда в клоунском гриме, сыгранный Шоном Пенном в первой англоязычной ленте Соррентино “Где бы ты ни был”. Чтобы выяснить, кто он и зачем живет, герой преодолевает все свои фобии и отправляется из Дублина, где давно сидит на пенсии, ограничив личное пространство собственным домом и ближайшим торговым центром, в далекие незнакомые США. Чередуя иконографические пейзажи, от Нью-Йорка до Нью-Мексико, режиссер вновь пытается использовать общие места как смысловые фильтры, через которые просочится и очистится личность его страдающего персонажа, переплавившись в конечном счете в простейшую из песен, сыгранную на акустической гитаре. Среда обитания – тюрьма любого из нас, но парадоксальным образом необходимо отсидеть свой срок, чтобы вновь понять смысл слова “свобода”.
II. Лишний человек / Изумительный
Американский вояж Соррентино, “Где бы ты ни был”, был заруган критиками и проигнорирован почти всеми призовыми академиями. Общий вердикт свелся к тому, что итальянцу в англоязычном мире делать нечего. (Все впустую: через фильм, уже после “Оскара”, Соррентино снял по-английски “Молодость” с Майклом Кейном и Харви Кейтелем, а потом сразу принялся за минисериал для HBO – “Молодой папа” с Джудом Лоу.) В частности, картину критиковали за запутанный и надуманный сюжет. Меж тем стоит очистить его от украшательства и визуальной эксцентрики, и там обнаружится “простая песня” – чисто итальянская история деревянного мальчика Пиноккио.