Молодость без страховки

Ровно в 19.00 с понедельника по пятницу названивал домой Авроре и проверял, дома ли она. Если Аврора задерживалась, Эмин Хосе принимался обзванивать всех сотрудников (конечно же, мужчин), и тот, кто в этот самый момент отсутствовал, лишался квартальной премии, поскольку ревнивец не сомневался, что жертва не иначе как развлекается с Авророй – с его последней любовью, его страстью, его неизлечимой болезнью. Нередко и сама «последняя любовь» лишалась премиальных, однако Эмин Хосе, одумавшись, пытался компенсировать материальный достаток, заваливая Аврору сырокопченой колбасой, чёрной икрой, фруктами и книгами. Героиня наша от компенсации отказывалась, относя коробки с продовольственно-книжным содержимым в кабинет новоиспечённого посла. Тот умолял не губить его, выпрашивал хоть одно свидание, глядя на объект своей любви полными слёз глазами, но Аврора была тверда, яко кремень. Она отказывалась от какого бы то ни было общения с Эмином Хосе, который по возрасту больше годился ей в дедушки, а по внешним данным – в отцы. Никак, по её мнению, страстный посол не подходил ей в кавалеры и уж тем более в любовники! Аврора считала (и правильно делала!), что не стоит приближать к себе Ибн Заде, обнадёживать его, поскольку в первую их встречу она почувствовала, что тот влюбился в неё, как мальчишка. Теперь же она знала – ей подсказывала интуиция, что любовь посла – настолько горячая (самая, пожалуй, сильная в его жизни, по причине того, что последняя), что недолго и обжечься, сгореть, слететь не только с должности инспектора по контролю, но и вообще потерять себя в собственных глазах. Довольно долго держалась наша героиня (тут надо отдать ей должное), несмотря на то что это было не так-то просто. Согласитесь, тяжело не замечать человека, от которого вы зависите пять дней в неделю по восемь часов в день! От которого зависит зарплата, ежеквартальная премия, наконец!

Но окружающие... Порой общественное мнение, а также позиции близких, самых родных нам людей, как ни странно, провоцируют нас на такие поступки, которых мы бы по собственной воле никогда в жизни не совершили.

Глубокой осенью, когда Аврора наконец получила долгожданный ордер на квартиру, всё собралось вместе, образовалось как-то в пользу Эмина Хосе. Ему оставалось сделать лишь небольшое усилие, некий толчок, дабы расположить к себе непреклонного инспектора по контролю.

А события развивались следующим образом.

Как только Ибн Заде занял должность посла, сотрудники постпредства зашушукались, зашуршали по углам... И началась мышиная возня. Каких только историй не напридумывали они о любви Эмина Хосе и Авроры – любви якобы далеко не платонической – грязной, отвратительной, противоестественной. Буквально за месяц превратили нашу героиню в корыстную, жадную и лживую содержанку.

В лицо ей все улыбались, говорили любезности – одним словом, льстили безбожно, а в кабинетах, закрытых на ключ, под шум пылесоса, «на ушко», под строжайшим секретом! – каких только гадостей в её адрес не было сказано всеми, начиная с вечно плачущей уборщицы Марии Ивановны и заканчивая Раджапом Кали Маглы.

Дома у Авроры происходило примерно то же самое, с той лишь разницей, что Зинаида Матвеевна в силу своего недалёкого ума не могла льстить дочери и скрывать истинные эмоции.

По доброте душевной, по наивности, Аврора, придя с работы, вываливала матери за ужином всё, что произошло с ней за минувший день. Да это и понятно! – кому ещё рассказывать о собственной жизни, как не близкому, родному человеку, который и дал тебе эту самую жизнь. Это стало уже правилом. Зинаида Матвеевна, с половины седьмого пребывая в невероятном возбуждении, скакала по кухне, готовя дочери ужин и предвкушая её очередной рассказ. Без пяти семь она перемещалась в коридор и с нетерпением, переминаясь с ноги на ногу, ожидала знакомого цоканья каблуков и «двойного» звонка в дверь. Открыв дочери, она, как заботливая мать, спрашивала, как прошёл рабочий день и что нового он принёс её чаду.

Аврора рассказывала с удовольствием, с присущим ей чувством юмора – Гаврилова хохотала, стараясь во всём поддержать дочь, а утром... Стоило Зинаиде Матвеевне только захлопнуть за Авророй дверь, как она мчалась сломя голову к телефону, набирала дрожащей от сладостного возбуждения рукой номер своей племянницы – сиротки-плакатистки Милочки – и два часа кряду (а то и больше) перемывала кости собственной дочери:

– Влюбился! Это ж надо! Нет! Ну она вечно найдёт! Ведь старик! Старик! Мне ровесник! Это ж надо! – плевалась она в трубку.

– Да он вам, если уж честно, тётя Зиночка, больше подходит! – поддерживала тётку Милочка.