Я шел домой и вспоминал, как целовал Галю, когда она встречалась с Артуром. Да, этот поступок был низким, я это понимал. Но Артур никогда не любил Галю, встречался с ней только ради юношеских экспериментов. Мне стало противно от себя и меня стошнило. Понятно, что это было вызвано большим количеством водки во мне. Но я решил думать, что это произошло, потому что я гадок, много лгу, даже друзьям. Витя не имеет права писать моей девушке, вообще, как он посмел.
Я закурил, вытирая рукавом куртки блювоту с лица. Это была Ява в мягкой пачке, ничего противнее я не курил. А нет, балканская звезда – вот что противно. Кстати, у меня она тоже была, я стрельнул ее у парня в бане, его звали Вадим, он жил от меня через улицу. Я запомнил его потому, что мы дружили в детстве. Года четыре назад я был очень худой, но смелый, и мы с ним подрались, правда я был пьян в доску и он наколотил мне по морде так, что мое лицо было похоже на мятую сливу. Подговорил меня с ним драться как раз Витя. Мы поспорили на ящик пивка, что я подерусь с Вадимом и не испугаюсь. Ящик пивка Витя мне так и не отдал, за то я не испугался. А еще мне было одиннадцать, я очень много пил уже в таком возрасте. Страшно вспоминать, в тот год мне как раз впервые понравилась Катя.
Я шел по улице Лены и жадно тянул Яву, которая вообще не тянулась. Честно, я уже был в состоянии, близком ко сну, но пошел не домой, а к Эрику. По пути встретился мой друг Леха и сказал, что у Эрика никого нет и мне лучше идти домой. Я так и поступил, но метров через пятьдесят у меня отказали ноги и Лехе пришлось тащить меня до дома. Он был настоящим другом, за всю жизнь он ни разу меня не оставил в плохом состоянии. Он был тем другом, что за тебя могут прыгнуть под пулю. Пулями можно было назвать мой ежедневный алкоголизм до невменяемости. Но он реально был незаменимым винтиком моей молодости, как и я его. Как-то мы с ним украли полтонны железа за ночь и все голыми руками, пускай нас спалили и пришлось все вернуть. Но с ним всегда было весело и из всех друзей юности этот человек навсегда останется на непогрешимом пьедестале моей братской любви к нему.
Следующее, что я помнил, это уже утро. Мама как обычно полевала меня из кружки холодной водой. Я так злился и орал на нее, что невозможно было находиться рядом со мной. Еще сестра любила включать металл с утра пораньше. Все это не давало мне шанса для сна. Приходилось вставать и идти в школу. Бодуна у меня не было, но запашок присутствовал. На пороге школы стоял директор, я понимал, что сразу привлеку внимания. Поэтому подождал, пока он свалит. Я стоял на углу улицы, откуда открывался прекрасный вид на крыльцо школы. Сегодня я не опаздывал, что являлось чудом по сути. Поэтому мог увидеть, как в школу стекаются толпами гномистые детишки. Их была тьма, и смешное подобие формы на них, по ней сразу можно определить финансовое состояние родителей. Ну или отношение к ребенку, потому что я некоторых знал, так как видел на районе и понимал, что форма у них не очень, но отец богат, значит ему насрать на ребенка. Это было неважно, да и не мое дело. Мое дело было пойти в школу и не спалиться, что я вчера пил. Так я и сделал: пробрался в школу, не надел сменку, так как у меня ее не было и отправился на уроки.
Первые два урока были скучны, как моя жизнь через десять лет. Потом была физика, вела ее добродушная бывшая классуха моей старшей сестры. Мы сидели с Лехой, он рассказывал Артуру, как нес меня вчера вечером до дома. И тут я услышал, как скребутся ножки парт о полы кабинета. Потом крики и быстрый стук ботинок в одном месте за моей спиной. Я обернулся, стояла толпа людей, весь класс поднялся на ноги. Я увидел Ксюшу, ее лицо было в слезах, на шее красные следы от рук. Я подбежал и спросил, что с ней. Она ничего не могла ответить, явно перенеся шок. Стасик, огненный рукав, сказал мне, что это Руслан.
Я увидел, как тот злой и тоже красный садится за свою парту. Учитель сказала ему зачем он так, он послал ее. Я подошел к нему и спросил зачем он так. Я на тот момент забыл, вообще, что у нас с ним было прошлое. Он ответил что то в таком роде:
– Тебя это не должно заботить, – только матом и в грубейшей форме. Я понимал, что уже не контролирую то, что растет внутри меня. Я такое раньше чувствовал, но это было тяжело пробудить во мне. Я сказал: