«Если мы продолжим в том же духе, - возопило во мне чувство самосохранения, - то нас на этих девушках и пришибут! Надо заморозить свои чувства и приступать к допросу!»
Себя легче отрезвить: прогнал определённую волну омерзения и самые гадкие картинки в памяти восстановил – и готов. На какое-то время… А вот Лёню пришлось ледяной водой смачивать, да болезненным эрги’сом в чувство приводить. Только после этого он среагировал на мою команду:
- Пройди до первого перекрёстка, подвесь там яркий зырник, и смотри в оба! Наверняка к этим троим ещё любопытные подтянутся. Та же Нефертити, к примеру…
Вроде друг не обиделся, сам понимал, в какой мы переделке оказались. Но всё равно, уходя, тяжело вздыхал, да всё косился на прекрасные тела, которые я ворочал и рассаживал по заранее продуманному плану.
Начал с блондинки. Парализовал ей всё от груди и ниже, после чего привёл в чувство, попутно подлечив глазные яблоки. Осознав себя неподвижной, и уже в качестве пленницы, дива нисколько не растерялась, и довольно мило попыталась улыбаться своими пухлыми губками. Первая фаза, самая простая, знакомство.
- Борис! – ткнул я себя пару раз в грудь, повторяя собственное имя. Потом указал на её бюст, добиваясь аналогичного представления. Вроде получилось, если не врала:
- Займа! – тогда я указал на другую диву, она и её назвала: - Кали.
Надо же, созвучно с богиней смерти, разрушения и ужаса! Или это случайное совпадение имён?
Но всё-таки прозвучали имена. А то, мало ли какие шутницы, эти местные лингвисты? А я ведь на грудь указывал. Ещё скажет слово, обозначающее на местном языке «сиськи», вот смеху-то будет. Но пока я продолжил:
- Значит так, Займа! Надо нам срочно договориться. Признавайся, ты меня понимаешь? – судя по мимике, не понимала. Да и цвета ауры это подтверждали: много апельсинового – искренне любопытство. Два потока фиолетового – изрядное удивление. – Ну а на других языках?
И я продемонстрировал весь спектр своих лингвистических знаний. Похвастался, так сказать, своим умищем перед прекрасной нимфой. Правда, тут же вновь искупал себя в отрезвляющей волне омерзения. Иначе просыпающиеся инстинкты мешали действовать соответственно логике.
Дальнейшее действо заставило меня покраснеть, замолчать надолго, скромно мотать отрицательно головой и стесняться своих мизерных знаний. Со счёта я сбился быстро, где-то на втором десятке прозвучавших фраз на разных языках. Причём девушка употребляла языки каждый раз крайне контрастные, ярко отличающиеся от предыдущего, чтобы их никоим образом не спутать между собой и не принять за один и тот же. К тому же, такие изыски как мычание, свист, скрип – она исключила сразу. Поняла по моим потугам, что подобных разумных в нашем мире не существует.
Много, очень много Займа говорила, скорей всего одну и ту же фразу. Наверно не меньше семидесяти раз изгалялась. И несколько наречий даже показались мне смутно знакомыми. Тут же следовал целый монолог на данном языке, но и после него мне становилось ясно: не то. И я вновь скорбно мотал головой.
Наконец дива лингвист окончательно рассердилась и стала со мной ругаться. Это я понял по цветам её ауры. Ну и по тону, конечно. Как понял и то, что мимики ей для ругани не хватает. Или для объяснений? И она требовала немедленно вернуть ей управление хотя бы руками. Но когда я коснулся её подмёрзших ладошек, в ауре повеяло желтым: злорадство и удовлетворение.
«А вот банан тебе, Красная Шапочка!» - решил я перестраховаться. И начал снимать с дивы все её украшения, сумочку, пояс и даже вынимать заколки из причёски. И оказался прав на все сто. Какие только цвета не полыхнули в ауре у Займы! Похоже, имей она возможность, разорвала бы меня на кусочки. Но, оставшись в чём мать родила, она окуталась перламутром смирения и белизной покорности. Поняла наконец-то, что со мной шутки плохи.
Получив подвижность рук, дива стала с невероятной скоростью и весьма грамотно рисовать в воздухе настоящий монолог. Похоже, что и в языке бессловесного общения она имела ранг академика, как минимум. Потому что я вполне сносно понимал большинство жестов, рисунков, фигур из пальцев, когда всё это дополнялось живой мимикой прекрасного личика. И не только личика, порой для объяснений использовался розовый язычок, высовывающийся на разную длину и с разной интенсивностью колебаний.
Улётная девчонка! Она мне нравилась всё больше и больше!
Ну и самое главное, понимание ведущегося монолога. Если его с некоторой натяжкой интерпретировать в нормальную речь, получалось следующее: