Молодость с нами

— По-вашему, интриганство — это гибкость? На необходимость интриганства указывает товарищ Савватеев?

— Не на интриганство, а на то, что мы должны умело направлять мнение масс, что излишнюю демократию разводить нечего, от нее хлопот не оберешься, и не всегда она на пользу делу.

— Позор! — сказал директор школы.

Федор Иванович внимательно слушал. Он спросил:

— Когда же это товарищ Савватеев вас так инструктировал?

— Секретарь горкома имеет право вызывать к себе любого работника партийного аппарата, — независимо ответил товарищ Иванов.

— Разрешите продолжать? — попросила Быстрова. — И вот представьте, товарищи, к чему привела затеянная товарищем Ивановым игра в кошки-мышки. Коммунисты, которым ничего толком не рассказали, ничего не объяснили, когда началось выдвижение кандидатур в состав нового партбюро, первым делом назвали фамилию прежнего секретаря. Ну и хорошо, и мы ничего не имели против того, чтобы он оставался в партийном бюро. Так ведь? Так. А дальше… дальше товарищ Иванов заявил, что райком считает нужным пополнить состав бюро и рекомендует товарища такого-то, вот, мол, он сидит в первом ряду. Коммунисты не понимают, зачем, почему, отчего это? Сыплются вопросы, записки в президиум. Как отвечает коммунистам товарищ Иванов? Одной, совершенно таинственной, загадочной фразой: «Есть мнение райкома». Ну что же, раз есть загадочное мнение райкома, у коммунистов нет оснований не доверять мнению райкома. Просят товарища с завода имени Первого мая выйти на трибуну, рассказать о себе, кто таков, что и почему, биографию, трудовой путь. Товарищ… ей-богу, мне вот стало и за всех нас стыдно и перед ним, перед тем товарищем, совестно!.. — Быстрова прижала руку к груди. — В какое жуткое положение поставил этого товарища наш представитель! Товарищ вышел на трибуну, все обстоятельно рассказал, хороший товарищ, заслуженный, замечательный. Его оставили в списке для голосования. Но интрига есть интрига! — Быстрова повысила голос. — До добра она не доводит. Стали голосовать, и не выбрали нашего товарища! Не поняли, зачем он был послан на завод. И виноваты мы, мы, мы! Мы не сказали коммунистам, что это их будущий новый секретарь, партийный работник с большим опытом, что, посылая его к ним, мы хотели помочь партийной организации завода. Из-за нашей скверной организации дела не выбрали, говорю, ни нового товарища, ни старого секретаря. Голоса раздробились. Такова суть дела, которое вы мне поручили расследовать.

— Кто хочет высказаться? — спросил Федор Иванович. — Или у кого есть предложения?

— Пусть сам товарищ Иванов объяснит свое поведение.

Товарищ Иванов объяснял долго, нудно, вновь и вновь ссылаясь на секретаря горкома Савватеева, намекал на то, что Савватеев его ценит и зря в обиду не даст, что демократию можно понимать по-разному, что ее, в конце концов, можно повернуть и против советской власти, не успеешь оглянуться — тут тебе уже и капитализм реставрируется под видом демократии.

Его сурово и беспощадно отчитал старый коммунист, директор школы, который сказал, что демократию, о которой товарищ Ивашов говорит с таким барским пренебрежением, он с оружием в руках завоевывал в семнадцатом году и вплоть до двадцать первого года отстаивал под огнем врага, не раз отдавая кровь, отдавая здоровье, что он готов и жизнь отдать за нее, что товарищ Иванов — зазнавшийся чиновник, от таких только вред и никакой пользы.

Выступили почти все члены бюро, требовали, чтобы это обсуждение, как очень поучительное, было доведено до секретарей первичных партийных организаций, и еще требовали наказать товарища Иванова за дискредитацию методов партийной работы; кто-то даже сказал: за провокационную дискредитацию.

Взял слово и Федор Иванович.

— Коммунисты должны знать все, что мы от них хотим, — говорил он. — Директивы, указания, мнения вышестоящих партийных органов они должны понимать, уяснять и выполнять с полнейшей сознательностью. Никакие магические формулы: «есть мнение райкома», «есть мнение горкома» не помогут, если это мнение не разъяснено всем коммунистам.

Слова Федора Ивановича встречались одобрением, потому что в партийной организации района после его прихода в райком от месяца к месяцу партийная работа все улучшалась, становилась все более живой, боевой, горячей. Актив охотно помогал ему искоренять канцелярщину и бюрократизм: работники аппаратов райкома и партийных комитетов на предприятиях и в учреждениях по решению бюро были освобождены от доброй половины ранее ежемесячно собиравшихся сведений.