Вначале Костя путался в этих планах, робел, оказываясь перед строем внимательно слушающих солдат и сержантов, стеснялся того, что он, сам еще мальчишка, должен отдавать приказы людям, многие из которых гораздо опытнее его в пограничных делах. Но постепенно привык, освоился, перед строем держался уверенно. Этот процесс привыкания, вхождения в должность облегчался тем, что на заставе, кроме духа беспрекословного подчинения младших старшему, существовал еще замечательный дух дружеских отношений. Офицеры состязались с солдатами в работе на спортивных снарядах, ходили вместе с ними на рыбную ловлю, сидели на скамейках вечером в цветнике, разбитом посреди двора, и беседовали о семейных делах, о прочитанных книгах, рассказывали разные случаи из жизни: кто что знал. Дружно пели. Когда Костя раздумывал о своей заставе, она не умещалась в слово «подразделение», она была для него значительно шире и воспринималась как большая семья, спаянная одной общей задачей. Об этой задаче, во имя которой на заставе в лесу со всех концов страны были собраны советские люди, ни на минуту не давали забыть пирамида в казарме с винтовками и автоматами, участок земли на дворе, обнесенный заборчиком и с табличкой на заборчике: «Место для заряжания и разряжания оружия», и пистолеты на поясах у офицеров.
Дни шли, Костя все меньше и меньше совершал ошибок и промахов. Он уже не только сам знал, что на границу одному выходить нельзя, что палить в лемехи и в ворон — это такой же стыд, как по тревоге выбежать в строй, забыв надеть брюки, что шуметь, болтать, курить ночью на границе — это непростительное мальчишество; помимо того, что это грубые нарушения пограничной службы, это еще и то, что в иной обстановке называют дурными манерами, неумением вести себя в приличном обществе. По этим дурным манерам узнают зеленого, начинающего, еще не обтесанного пограничника. Все это Костя уже знал, и сам уже мог учить этому молодых солдат.
Однажды, обходя участок, он увидел совершенно нетерпимую для границы картину. Повар Сомов, который тоже, как и любой человек из личного состава пограничного подразделения, каждую неделю несколько раз выходил на границу, пригрелся на солнышке, привалясь спиной к валуну; он, видимо, размечтался и не услышал Костиных шагов. На валуне лежали сапоги и сушились портянки другого солдата. Костя знал, что Сомов ушел в наряд с молодым пареньком Кондрашевым. Оглядевшись, Костя увидел и Кондрашева, — тот сидел меж кочек в болоте, голова у него была накрыта носовым платком, а в фуражку он что-то собирал. Костя подозвал его, фуражка была полна клюквы.
От Костиного оклика вскочил и Сомов. Оба они — и Кондрашев и Сомов — стояли перед своим начальником испуганные, удрученные, готовые на все, лишь бы было не так, а по-другому, как полагается. Костя видел это. Он вспомнил, как во всех случаях его собственных промахов с ним разговаривали его начальники — и подполковник Сагайдачный и капитан Изотов.
— Эх, Сомов! — сказал он. — Вам бы на печи сидеть с молодухой да мечтам предаваться. Чудесное занятие для пограничника!
— Виноват, товарищ лейтенант! На природу загляделся, родные места вспомнил.
— Не ожидал от вас, Сомов, не ожидал, — продолжал Костя, стараясь говорить таким же ровным и сухим тоном, каким когда-то разговаривал с ним самим подполковник Сагайдачный. — Наоборот, я надеялся, что вы еще и Кондрашева поучите. Так и в наряд вас назначили: самостоятельный пограничник товарищ Сомов и с ним молодой пограничник товарищ Кондрашев. Что же вы, товарищ. Кондрашев, клюковки захотели? А представьте, что бы получилось, если бы на вас, на этакого босого молодца, вроде как пляжника с крымского курорта, да на заснувшего Сомова нарушители вышли, диверсанты. Разве вы в таком состоянии выполнили бы как надо свой долг по охране государственной границы Советского Союза?
— Да мы бы, товарищ лейтенант… — загорячился Кондрашев.
Костя понимал, что Кондрашеву в эти минуты очень стыдно, и поэтому считал, что щадить его не надо — надо на эту рану сыпать соли как можно больше.
— Поздно «мы бы»! — не дал он закончить Кондрашеву. — Поздно, товарищ пограничник. Вы бы глупо и зря погибли. Не как герои, а как шляпы. Надеть сапоги! — приказал он. — Привести себя обоим в должный порядок и продолжать нести службу!
Ефрейтор Козлов, который сопровождал Костю, когда они отошли подальше, сказал:
— Будут теперь переживать ребята. Не хотел бы я быть на их месте.
— Я тоже, — сказал Костя.
Выйдя к железной дороге, к полосатым шлагбаумам, возле которых обычно происходила передача международных поездов, Костя увидел на полотне группу людей, узнал среди них капитана Изотова и подполковника Сагайдачного. Он знал, что Сагайдачный приехал сюда, чтобы принимать какой-то пакет от пограничного комиссара соседней страны.