Молодость с нами

Павел Петрович смотрел на Румянцева, и вспоминалась ему злосчастная вечеринка у Шуваловой. Ведь это же он, именно Румянцев, затеял там карточную игру, напевал какую-то чепуху: «Возьмем четыре взятки, обгоним остальных», бренчал на пианино. Ведь это же он, Румянцев, молчит на ученом совете, уклоняется от обсуждения острых вопросов; ведь это же о Румянцеве говорят, что он стал обывателем, дачником, ушел от общественной жизни института. Понятно, почему Бакланов требует его к себе в группу: Румянцев, как специалист в области химии металлических сплавов, — большая сила. Но почему Алексею Андреевичу пришла в голову фантазия сделать Румянцева своим заместителем, это Павел Петрович представлял себе не совсем ясно. Действительно же, товарищ излишне робкий. Больше тянется к преподавательской деятельности, чем к исследовательской.

— Любой из нас робеет, принимаясь за новое дело, — добавил Павел Петрович, разглядывая большое, добродушное лицо Румянцева.

— Все понимаю, а вот робею, Павел Петрович. Робею, да и только, — повторил Румянцев.

— Будем твою робость, Григорий Ильич, преодолевать вместе, — сказал Бакланов. — Помнится мне такое время, когда ты был смелее.

— Укатали сивку крутые горки! — Румянцев, опустив голову, обеими руками погладил себя по коленям.

— Словом, за работу! — завершил разговор Павел Петрович.

Румянцев вышел. Едва закрылась за ним дверь, в нее тотчас вошла Вера Михайловна Донда.

— Павел Петрович, — сказала она, — приехали два товарища с Верхне-Озерского завода.

— Просите. — Павел Петрович встал из-за стола, пошел навстречу приезжим.

Оказалось, что один из них — главный металлург Верхне-Озерского завода Лосев, а второй — инженер заводской лаборатории Калинкин. Фамилию Лосев Павел Петрович слыхал неоднократно. Он пригласил гостей в кресла. Бакланов хотел было уйти из кабинета, Павел Петрович попросил его остаться и представил гостям.

— Принимаете вы нас, товарищи, как дорогих гостей, — сказал Лосев без улыбки. — А ведь мы к вам ругаться приехали, и крепко ругаться. Вот будьте любезны ознакомиться с этими документами. — Он принялся извлекать из портфеля листы желтоватой бумаги. Павел Петрович узнал бумагу, на которой писались все работы в институте. Потом Лосев достал из своего объемистого портфеля синюю папку. — Начните с нее, — добавил Лосев. — Будем следовать по хронологической линии.

Павел Петрович раскрыл папку. Лосев и Калинкин вынули из карманов трубки — видимо, у них на заводе завелась такая мода: курить трубки, — принялись их набивать и раскуривать. Бакланов подсел к Павлу Петровичу, и они вдвоем листали бумаги, подшитые в папке.

Минут пятнадцать — двадцать спустя Павел Петрович сказал:

— Из-за чего же мы будем ругаться? Насколько я понял, вы на заводе разработали и применили очень интересный, оригинальный, экономически эффективный, новый, свой собственный метод разливки стали. Можно вас только поздравить. Думаю, что и мы, наш институт, заинтересуемся вашей работой.

Лосев выслушал его не перебивая, затем затянулся, выпустил густое облако дыма и ответил:

— Уже заинтересовались. Об этом и разговор. Вот, пожалуйста! — Он разложил перед Павлом Петровичем желтые листы институтской бумаги.

На восьмидесяти страницах тут шло несколько иначе изложенное, снабженное таблицами и графиками, множеством цифровых выкладок, фотографиями и рисунками описание этого же, разработанного на заводе метода разливки стали. Но последняя страница в синей папке была подписана Лосевым и Калинкиным, а последний желтый лист заканчивался так: «Работа проведена доктором технических наук профессором С. А. Шуваловой. Институт металлов».

— Шувалова? — Павел Петрович посмотрел на Бакланова. — Что это значит, Алексей Андреевич?

Бакланов пожал плечами. А Лосев сказал:

— Вот и мы хотим знать, что это значит? Взяли нашу работу, выдали ее за свою, прислали нам обратно и еще в довершение ко всему… вот вам счета, полюбуйтесь!.. требуете с нас за какое-то внедрение сто восемьдесят тысяч рублей. Это же неслыханно!

История оказалась действительно неслыханной.

— Что же делать? Как быть? — спросил Павел Петрович, когда представители Верхне-Озерского завода ушли.

— Не знаю, — ответил Бакланов. — Затрудняюсь… Беспрецедентно. Никогда не сталкивался ни с чем подобным. Думаю, что надо прежде всего спросить у самой Серафимы Антоновны, как это получилось. А впрочем, не знаю, не знаю. Может быть, еще с Мелентьевым посоветоваться?

Пригласили Мелентьева. Заводскую папку, желтые листы, подписанные Шуваловой, счета института разложили перед ним, рассказали о разговоре с Лосевым и Калинкиным. Мелентьев посмотрел в бумаги ясными голубыми глазами, сказал:

— Во-первых, почему мы должны верить представителям завода и не верить своему ведущему работнику?

— Так ведь вот документы… — сказал Бакланов.

— Во-вторых, — не обратив внимания на его слова, продолжал Мелентьев, — даже если товарищ Шувалова и опиралась как-то на опыт завода, не вижу в этом ничего предосудительного.

— Она его выдала за свой, — снова вставил Бакланов.