— Вместе с тем, вместе с необходимостью быстро давать рекомендации производству, мы, товарищи, должны заглядывать и в будущее, и не только в ближнее, но и в довольно далекое. Хотя наш институт и отраслевой, а не институт Академии наук, где, как недавно сказал один наш товарищ, закладываются фундаменты науки, все же и мы не должны далеко стоять от решения фундаментальных научных проблем. Мы обязаны в них участвовать. Хочется только сказать вот о чем. Есть такие товарищи, которые очень любят работать в области исследования различных физических явлений с соответствующей математической обработкой различных закономерностей. Это все, конечно, хорошо, это понятно. Нельзя не считаться со складом ума каждого из нас. Но вся беда заключается в том, что творческая мысль этих товарищей не идет дальше, не развивается в направлении расчета, конструирования, создания новых машин и аппаратов на новых принципах и новых основах. Между тем известно, что все крупные ученые физики, электротехники были не только теоретиками, но и инженерами-расчетчиками, инженерами-конструкторами. И все они были тесно связаны с промышленностью, с производством. От этого, приближенно говоря, сильно увеличивалась производительность их научного труда. Для чего я это говорю? Для того, что не только на заводах, в цехах, в колхозах надо думать о производительности труда, но и в науке, в научных учреждениях.
Уже когда собрание было закрыто, к Павлу Петровичу подходили люди, которых он даже и в лицо еще не знал, пожимали ему руку и говорили: «Спасибо, Павел Петрович!», «Спасибо, товарищ Колосов!» Он не знал, к чему относить эти благодарности.
— За перспективу, — как бы догадавшись, что это надо объяснить, сказал Румянцев, и сделал округлый жест руками. — А то теоретиков у нас много, одни теоретики, да толку в смысле ясности мало. Бродим, что называется, в научном тумане.
Рядом с ним стояла его жена Людмила Васильевна и улыбалась.
— А я и не знал, что вы у нас работаете, — сказал ей Павел Петрович.
— Я же говорила вам, что мне всегда и во всем не везет, — ответила она. — Меня даже не замечают нигде, не то что… Обо мне ничего не знают, обо мне никогда и не вспоминают. Гриша, хоть бы ты в гости Павла Петровича позвал. Ну что ты, ей-богу, Гриша, какой?
— Верно, Павел Петрович! А что бы вдруг на днях да бац к нам в гости? На дачу. Мы уже выехали. Славно там. Речка. Рыбка.
— Что ж, спасибо, учту.
— Ну, это значит — наверняка ничего не выйдет, — сказала Людмила Васильевна. — Договоритесь точно, точно, слышите? Ну, Гриша, ну что ты молчишь? На субботу, например, договоритесь.
— Как, если в субботу? — повторил Румянцев.
— Не в эту, а в ту или, еще вернее, через ту, — сказал Павел Петрович. — Эта уже послезавтра, не успеть спланировать дела.
— Надеетесь, что забудем? Не выйдет, не выйдет! — воскликнула Людмила Васильевна. — Если вы забудете, если Гриша забудет, я — то вспомню, можете во мне не сомневаться.
Среди ночи Павел Петрович медленно шел один по городу. На востоке небо уже светлело, близилась заря. Павлу Петровичу вспомнились былые зорьки, с удочками, с поплавками, когда сидишь на берегу в полушубке и в валенках, только коленки голые, они зябнут, их едят комары. Он подумал, что, пожалуй, надо будет как-нибудь на дачу съездить, не к Румянцевым, так к кому другому, подышать загородным воздухом, может быть и рыбки половить. У них с Еленой дачи никогда не было. «Ну зачем нам дача, — говорила Елена, — зачем? Мы же еще молодые. Как можно сиднем сидеть все лето на одном месте! Поездим лучше по стране, людей посмотрим, себя покажем». И они каждое лето ездили то в Крым, то на Кавказ, то на Украину или на Урал.
В сердце защемило от воспоминаний. Было нестерпимо думать, что вот он придет домой, возбужденный, взволнованный собранием, а там не будет ее, Елены, которая бы его выслушала, поняла, сказала бы какие-то простые и для других, может быть, ничего не значащие слова, но для него, Павла Петровича, необходимые, значительные и важные. Он не спешил идти домой. Зачем?
Глава шестая
— Если хочешь видеть своего Виктора, — сказала однажды Варя, возвратясь с завода и зайдя в Олину комнату, — то, пожалуйста. Приходи в наш заводский Дом культуры и увидишь.
— Почему это — своего? — ответила Оля, настораживаясь. Но поскольку Варя промолчала, она через некоторое время спросила: — А откуда ты знаешь, что он будет, и вообще, что там у вас?
— Я была в цехе и видела, как он получал билет. А что там будет? Будет молодежный вечер. Артисты приезжают, самодеятельность, танцы, ну как всегда. Билет, между прочим, он брал один, — многозначительно добавила Варя.
— Не понимаю твоих намеков, — рассердилась Оля. — Неужели ты думаешь… Как ты могла подумать! Если я призналась, что поступила неправильно, это совсем не значит, что я дала право говорить обо мне что угодно. Я, кажется…
— Разошлась, разошлась, — миролюбиво сказала Варя. — Да я ничего и не говорю. Я так просто. Не хочешь — не ходи. Мне-то что! — Она ушла к себе.