В итоге мы медленно двигались через Фастов в сторону Шполы и Умани, восстанавливая железнодорожную колею и не выходя за пределы ее полосы. Я никогда не забуду ужасного зрелища сожженных полустанков, убитых железнодорожников и телеграфистов, на трупы которых мы то и дело натыкались. Иногда из расположенных неподалеку огромных сел прибегали люди и рассказывали о том, что там бесчинствует банда. В таких случаях составы надолго задерживались, выставлялось сторожевое охранение, а кавалерийский взвод вместе с матросами и небольшим отрядом коммунистов, имевших боевой опыт, двигался в село. Я сам однажды командовал таким отрядом. Дело было под вечер, неподалеку от Шполы. Старик и две женщины, из которых одна была пожилая, а другая молодая, покрытые синяками и ссадинами, в разорванной одежде, крича, плача и перебивая друг друга, рассказывали о том, что в их селе, в трех — четырех километрах от полустанка, со вчерашнего дня находится большая банда, которая грабит, насилует девушек и женщин и убивает сельских активистов. К ночи банда устроила дикое гульбище, и пьяные бандиты до сих пор бродят по селу, часть населения которого убежала в поле и леса, бросив на произвол судьбы дома и скот. Мы задержали старика и женщин, чтобы они могли служить проводниками, а отчасти еще и из тех соображений, что, вернувшись в село, они могли бы распространить слух о прибытии нашего отряда. Никаких точных данных о количестве бандитов, их вооружении, наличии пулеметов, тачанок и т. д. получить не удалось. Старик уверял, что их не больше сотни; женщины доказывали, что они заполонили все село.
Прошло не менее получаса, пока мы выгрузили из вагонов лошадей и двинулись к селу. Дорога от полустанка шла через огромное поле уже высоко поднявшейся пшеницы. Солнце было на закате. Вдали, на пригорке, белели первые хаты большого села, и красноватые отблески играли на позолоченном куполе церкви. Наступали не колонной, а развернутой цепью — на случай, если сторожевое охранение бандитов укрывается в пшенице. Двигались мы довольно медленно. Наконец, дойдя до околицы, бросились вперед. Кавалерийский взвод сразу же оторвался от бегущих впереди стрелков. Только тогда я понял, какой длины бывают улицы в больших украинских селах. К тому же надо было выделить людей в хаты; если там находились бандиты, то, выскочив на огород, они легко могли бы нас обстрелять с тыла или вообще уйти. В конце села послышалась перестрелка, и когда я доскакал туда, то увидел нескольких бандитов, стоявших с поднятыми руками, и двух или трех красноармейцев, державших винтовки на изготовку. Остальные бойцы взвода были уже за селом, преследуя банду, ускакавшую верхом и на тачанках. В отдельных домах, особенно в тех, где жили евреи, представилась ужасающая картина чудовищных зверств и разгрома…
Так было почти всегда. Мы освобождали полустанки, станции, села, восстанавливали железнодорожную колею, связь, советские органы власти, но бандам почти всегда удавалось уходить. Только в самой Умани разыгрался серьезный бой, в результате которого банда Клименко была разгромлена, а сам он (что с атаманами случалось редко) попал в плен. Подобную же картину я наблюдал под Киевом во время операций против Тютюника, Зеленого, Апостола и других.
Из Уманского района наш отряд был срочно переброшен в Бердичев в связи с тем, что часть местного гарнизона напала на чрезвычайную комиссию и освободила некоторое количество красноармейцев из числа бывших петлюровских перебежчиков, арестованных за грабеж и антисоветскую агитацию.
В Бердичев мы приехали вечером. Выставив сторожевое охранение вокруг наших составов и вокзала, я по приказанию Бельгова с десятком матросов отправился в город выяснить обстановку. Пройдя с полкилометра, мы увидели трехэтажное ярко освещенное здание с открытыми окнами, из которых доносились звуки музыки. Мы зашли туда. Выяснилось, что это женская гимназия, в которой происходит бал учениц старших классов. Военный оркестр играл вальсы. Девушки в коричневых платьях с белыми воротничками танцевали, забыв все на свете, с командирами и бойцами, обмундированными, как в те времена водилось, по вкусу каждого. Странно: не было ни пьяных, ни скандалов. Кавалеристы в роскошных галифе, френчах, гимнастерках или синих жупанах, звеня шпорами и обливаясь потом от жары, усердно вытопывали, стараясь не сбиться с ноги и не осрамиться.
Самое смешное заключалось в том, что какой-то командир, может быть недавний прапорщик или юнкер, руководил балом, как в былые времена, выкрикивая по-французски:
— Авансэ… Ангажэ во дам… Турнэ…
Конечно, никто, может быть, кроме гимназисток, не понимал того, что он говорил, но все старались, как могли.