Молодость века

Сам Раскольников был очень красив и в этом смысле составлял удивительную пару со своей женой Ларисой Михайловной Рейснер, выдающийся ум и красота которой поражали каждого встречавшегося с ней человека. Федор Федорович был человек высокого роста, с голубыми глазами, тонкими чертами лица, которому нежный румянец придавал юношескую свежесть, и редкими по форме, я бы даже сказал по изяществу, руками. Говорил он тихо, но, увлекаясь, начинал возвышать голос, и тогда его глаза загорались, румянец заливал щеки, и становилось понятно, почему этот человек мог повести за собой тысячи людей. Он был подлинным фанатиком революции и никогда не признавал никаких компромиссов. И в то же время какая-то истеричность и неуравновешенность чувствовались в нем. Бывали случаи, когда он впадал в ярость. Тогда самые бывалые моряки бледнели и, зная его нрав, старались не попадаться ему на глаза. Лариса Михайловна Рейснер была молодая женщина, крупного, но удивительно пропорционального, я бы сказал, сильного телосложения, с большими серыми глазами, копной светлых волос и обаятельной улыбкой. К тому же у нее был чарующий, мягкий голос. Отец ее, автор проекта первой советской конституции профессор Михаил Андреевич Рейснер, был начальником политотдела Балтийского флота. Брат, Игорь Михайлович Рейснер, впоследствии профессор, был тогда первым секретарем полпредства в Афганистане и уже в те годы считался выдающимся знатоком Афганистана и Индии.

И вот, сидя в салон-вагоне поезда Раскольникова и разговаривая с этими вежливыми и приятными людьми, я вспомнил рассказы о том, как Лариса Рейснер стояла на верхней палубе одного из судов Волжской флотилии, рядом с пулеметчиками, на виду у белых, обстреливавших флотилию с берега, как она в качестве разведчицы проникла в занятую белыми Казань и как сумела убежать из неприятельского штаба.

Уже тогда, во время беседы, я заметил в Раскольникове одну странность. Взгляд его вдруг становился отсутствующим, и он не слышал того, что ему говорят. А через несколько минут, как бы очнувшись, спрашивал: «Простите, что вы сказали?»

Потом, уже в Советском Союзе, мне приходилось по службе часто встречаться с Раскольниковым. Однажды я спросил его, чем объясняется такая рассеянность.

Он покраснел и ответил:

— Вы знаете, у меня бывают иногда какие-то провалы в сознании. Я долго болел в связи с этим, даже находился в больнице…

Вероятно, именно по этой причине Раскольников, человек легендарной храбрости, потерял способность управлять собой, когда столкнулся с жестокой действительностью. Иногда история требует от человека большего, чем физическая храбрость.

На следующий день я выехал в Афганистан через пограничную крепость Кушку. Раскольников должен был приехать недели через две и застать меня уже в Герате.

Маленький салон-вагон, в котором ехали я, Баратов и бывший полковник генерального штаба Петров, потерявший руку в бою под Эрзерумом, был прицеплен к маршрутному поезду. И все-таки застрял в Мерве. Баратов, комсомолец из Нагорного Карабаха, только что начавший военную службу, нагнал такого страху на дежурного по станции, что тот решил прицепить наш вагон к поезду-«водянке», который снабжал водой все маленькие полустанки до самой Кушки. И мы медленно поползли дальше. Направо и налево простиралась бесконечная пустынная степь. Изредка попадались два — три верблюда; на них можно было увидеть самовар, привязанную сбоку трубу, туркменку, в высоком головном уборе, с трубкой в зубах и ребенком за спиной, и ее мужа, в мохнатой шапке и с ружьем поперек седла.

Когда поезд останавливался на каком-нибудь полустанке, все местное население — железнодорожники, рабочие, красноармейцы и их семьи — бежали с ведрами и бидонами за драгоценной водой. В обе стороны от полустанка, сразу же за линией дороги, начиналась степь, уходящая в пустыню. От плоской, нагретой палящим солнцем земли поднимался пар. Пахло горькими травами и медом. В золотом воздухе, на фоне синего, как эмаль, неба летали стаи влюбленных жаворонков. В степной тишине слышался непрерывный шелест сухих трав.

Неожиданно раздавался хриплый гудок паровоза, все бежали на свои места, и «водянка» медленно ползла дальше.

Наконец показались горы, и маленький паровоз, тяжело фыркая на подъемах, потащился вверх, волоча за собой длинный хвост «водянки» и подбираясь к стальным воротам крепости.

Кушка — это не просто крепость на краю пустыни и самая южная точка бывшей Российской империи.