Молодость

– Хорошо, но, согласитесь, поступок бессмысленный… Детский.

Анна Николаевна помолчала немного, потом тихо сказала:

– Спасибо, – и вернулась в гримерку.

– Леночка, я ничего пока плохого не хочу сказать, у Лики были ключи?

4

Елена долго звонила, что-то говорила в замочную скважину, но Лика даже не шелохнулась. Несмотря на то что первый звонок застал ее, как назло, по дороге из кухни в прихожую. Как шла, так и замерла: на одной ноге, на полушаге, чувствуя в полутора метрах, за тонкой дверью, чужое дыхание.

Некоторые не умеют замирать по-настоящему. То есть замрут, но дышат или сопят. Или сглатывают. Так или иначе выдают себя. Но Лика умела превращаться в крокодила. Это был ее коронный номер. В точности как по телевизору: надо замереть, превратиться в корягу, а потом раз – и решительный бросок. Дедушка покатывался со смеху, а бабушка говорила, что, если так надолго замирать, потом не отомрешь. Ничего. Отмирала. Зато никто так больше не умеет.

– Как ты это делаешь? – удивлялась Елена.

Как, как! Это вам не на сцене кривляться, чувства изображать! Нужно просто представить, что ты крокодил. Почувствовать ледяную кровь, медленное биенье сердца, пустой взгляд. И вот – внутри уже холодно, мозг не думает о всяких мелочах.

– Лика, прошу тебя, открой, пожалуйста. Я просто хочу поговорить.

И она стала говорить, потом зашуршала бумага, видимо – оставляла записку. А потом она ушла, но недалеко: шаги сразу замерли, может, на этаж ниже. Детский сад. Лика и не думала отмирать. Каблуки застучали снова, показалось даже, что Елена приникла ухом к двери и стала слушать дверь, как врач слушает грудную клетку. Она словно чувствовала, что Лика рядом, и понимала, что время от времени ей нужно дышать. Но коряги и крокодилы не дышат. Вернее, крокодилы, конечно, как-то дышат, но все равно этого не видно. Потому что у них нет мыслей и есть конкретная цель. А если у человека есть цель, то можно вообще не дышать.

Записку Лика решила не читать. Лишние нервы ни к чему. Еще жалко станет, а это непродуктивно.

Прошел день, больше никто не приходил. Стало даже интересно, почему? Она понимала, что в театре сейчас творится что-то очень взрослое, серьезное. И все время: в школе, дома, в «Чиполлино» – пыталась представить, что именно?

Скорее всего, еще вчера они все поняли, и Елена вызвалась «сходить поговорить» сама, решить «по-хорошему». Заготовила кучу правильных слов, пришла, но ей никто не открыл. А сегодня должна была состояться еще одна генеральная репетиция. Дедушка-то умер во время первой, практически сорвал. Значит, вернувшись ни с чем, Елена будет вынуждена выйти на сцену… как? Вообще без грима? Вряд ли. Что-то ведь они попытаются сделать… Значит, попросят Олечку, вторую гримершу «чтонибудь» придумать. А что тут придумаешь? Если нет ни практики, ни времени. Значит, Олечка просто наденет на Елену парик, намалюет красками морщины, мешки под глазами – и все.

На репетиции они поймут, что все это чушь. И режиссер поймет, потому что – не дурак, и Анна Николаевна, потому что за день до смерти дедушки уже видела результат. И главное – поймет сама Елена. Она же так долго к этому готовилась, мечтала и тут – здравствуйте.

Вот она выйдет на сцену и будет, конечно, стараться, но при этом каждую секунду думать о том, что это провал, что все его видят уже сейчас, а на премьере – увидят и подавно. Тогда ей станет грустно, а когда человеку грустно, у него бывают слезы в горле. А когда слезы в горле – трудно петь. Значит, петь она будет хуже обычного. И это тоже все услышат. И может, она не выдержит во время репетиции, может, сразу после, но в любом случае в какой-то момент слезам в горле станет тесно, она заплачет по-настоящему. Тогда Анна Николаевна попросит всех не волноваться и попытается ее успокоить. Они сядут на подоконнике в коридоре, чтобы поговорить ладком и сначала помолчат. Елена будет сидеть, держа в руках сорванный в сердцах парик, грустная и некрасивая… Да, некрасивая… Потом закурят.

– А трубку не берет? – спросит Анна Николаевна.

Елена покачает головой.

– Давай через ее тетю? Через родителей? Мы же не можем срывать премьеру из-за ребенка.

Ну, естественно. К гадалке не ходи. Через тетю, через дядю! Сначала начнут по-хорошему, потом – совестить, а потом… Что? Насильно? Вряд ли. Они же не родители, не имеют право бить человека или даже просто хватать. Значит, будут давить на психику. А может (и это – самое страшное), выселят из дедушкиной квартиры. Ключи отобрать – раз плюнуть. Или – замок поменять. Тогда будет вообще непонятно, что делать, и тогда жизнь в очередной раз закончится. А когда жизнь заканчивается несколько раз подряд за короткий отрезок времени – можно не выдержать. Даже если ты умеешь превращаться в крокодила, даже если ты очень сильный человек.

5

Лика стояла на голове, и мысли больно стукались одна о другую. Прыгали, как в лотерейном барабане. Она встала на ноги. Чуткие эльфийские уши уловили магнитное поле Земли, Лика открыла глаза и пришла в равновесие.