Молодые дикари

– Я хочу сказать, что преступные наклонности Ридона, вероятно, складываются из сильного чувства злобы к репрессивному отцу и желания вызвать у матери какую-либо эмоциональную реакцию, однако во всепрощение матери он не верит.

– Понимаю, – сказал Хэнк, хотя смысл услышанного остался для него смутным. – По какому поводу Ридон был здесь в первый раз?

– О, какие-то неприятности на улице. Я не помню. Это было несколько лет назад.

– Каково было постановление суда?

– Он был условно освобожден и взят на поруки.

– Даже несмотря на то, что ваше исследование показало, что он, скажем, потенциально опасен?

– Нам повезло, мы хотя бы сумели провести исследование, мистер Белл. У нас на каждого работника приходится по семьдесят пять ребят. Чертовски много, не так ли?

– Да, пожалуй. Как после этого вел себя Ридон?

– Ну, что вам сказать. Сотрудники, работающие с ребятами, отпущенными на поруки, находятся в том же самом положении, что и мы. У них тоже нет времени заниматься индивидуально с каждым подростком. В результате большой процент ребят, находящихся на поруках, снова попадает во всякого рода истории.

– Как, например, Ридон?

– Да, если вы хотите использовать его в качестве примера, хотя он один из сотен. – Уолш помолчал. – Мы могли бы столько сделать, мистер Белл, если бы у нас были деньги и сотрудники. Столько сделать…

Хэнк утвердительно кивнул.

– Однако вы не считаете, что несколько упрощаете суть дела? Ну, прикрываясь, что ли, всей этой психологией…

– Прикрываясь?

– Возможно, это не то слово. Но вы уверены, что вопрос о детской преступности можно свести к простым психологическим формулировкам?

– Конечно, нет. В действительности, не существует такой категории, как чисто преступный тип. Вряд ли во всей стране можно найти в чистом виде преступника типа «импульсивный неврастеник», то есть такого преступника, который поддается влиянию социальной среды и в то же самое время не является личностью с нарушенной психикой. И мы, разумеется, не можем игнорировать влияние окружения, ненормального положения в школе и даже невежества многих полицейских сотрудников – в качестве факторов, способствующих росту преступности среди молодежи. Однако это не является психологической галиматьей, мистер Белл.

– Эти парни, мистер Уолш, убили другого парня.

– Да, я знаю.

– Оправдали ли бы вы парней на том основании, что у их родителей имеются личные неурядицы?

– Оправдал бы я убийство? – переспросил Уолш.

– Да.

– Это ваша обязанность определять преступникам статью закона, мистер Хэнк, а не моя. Я имею дело с людьми.

Хэнк кивнул.

– Извините, могу я сейчас видеть Ди Пэйса?

– Разумеется, – ответил Уолш.

Когда он поднимался, снова зазвонил телефон.

– Проклятье! – не сдержался он. – Бетти, будь добра, ответь, пожалуйста. Сюда, мистер Белл.

У парня были такие же, как у матери рыжие волосы и карие глаза, такой же овал лица и такой же рот, который выглядел на лице мальчика, превращавшегося в мужчину, странно по-женски. Он был высоким парнем с неразвитой мускулатурой и огромными кистями рук, выдававшими уличного забияку.

– Если вы полицейский, то я не хочу с вами разговаривать.

– Я окружной прокурор, – ответил Хэнк, – и тебе лучше поговорить со мной. Я представляю обвинение по этому делу.

– Тем больше у меня оснований ничего вам не говорить. Вы думаете, я помогу вам отправить меня на электрический стул?

– Я хочу знать, что произошло в тот вечер, когда был убит Моррез.

– Да? Так спросите у Морреза. Может быть, он вам расскажет. Мне нечего вам сказать. Идите и говорите с этими важными шишками адвокатами, которых назначил мне суд. Только у меня одного их целых четыре. Идите и разговаривайте с ними.

– Я с ними уже говорил и они не возражали против того, чтобы я допросил тебя и твоих приятелей. Я полагаю, тебе известно, в каком серьезном положении ты находишься. Твои адвокаты уже говорили тебе об этом?

– Меня будет судить суд для несовершеннолетних.

– Нет, это не так, Дэнни. Тебя вместе с другими ребятами будет судить уголовный суд, третья секция.

– Да-а?

– Да. Дело будет рассматриваться в следующем месяце. Это будет справедливый суд, и никто не собирается с тобой нянчиться. Ты убил человека, Дэнни.

– Да-а? Вы еще должны доказать это, мистер. Я невиновен до тех пор, пока не будет доказана моя виновность.

– Верно. Теперь допустим, ты расскажешь мне, что произошло вечером десятого июля.

– Я уже рассказывал об этом сотни раз. Мы прогуливались, и какой-то грязный пуэрториканец напал на нас, и мы порезали его. Это была самооборона.

– Парень, которого вы зарезали, был слепым. Ты, конечно должен понимать, никакие присяжные не поверят, что он напал на вас.

– Меня не интересует, поверят они или нет. Я говорю, как все было. Можете спросить Бэтмана и Башню. Они скажут вам то же самое.

– Кто такой Бэтман?

– Апосто. Так его называют ребята из клуба.

– Что это за банда?

– Вы все уже знаете об этом. Кому, черт возьми, вы пытаетесь морочить голову?

– Я спрашиваю тебя, – сказал Хэнк. – Как называется эта банда?

– «Орлы-громовержцы». – Дэнни помолчал. – И это не банда. Это – клуб.

– Понимаю. А чем отличается банда от клуба?