Молодые годы короля Генриха IV

Пребывание в этом городе, столь насыщенное скрытым смыслом, сделало их наилучшими друзьями. По возвращении в Нерак королеве Наваррской было предоставлено завести себе двор по своему желанию и даже сделать из своего повелителя изысканного молодого щеголя, кем он и становился не раз, когда того требовали обстоятельства. Теперь он был им в течение десяти месяцев, носил самые дорогие одежды из Голландии либо из Испании, сплошь бархат да шелк, пурпур да золото. Своей королеве он накупил одних вееров десять штук, один сверкал ярче другого. Доставал ей душистую воду, самые роскошные платья и даже перчатки, сделанные из цветов. Держал для нее карликов, чернокожих пажей, птиц «с островов». У нее была в парке «Ла-Гаренн» своя часовня, где она слушала обедню; а потом устраивались приемы под колеблющимися кронами деревьев; там была музыка, были стихи, были танцы, служение прекрасным дамам, и в прозрачном воздухе парка все казалось проникнутым какой-то светлой и стройной простотой. В те дни в Нераке под колеблющимися кронами деревьев придворные изысканно томились и безрассудно мечтали. Очень ясным было небо, серебряным его свет и кроткими – вечера.

Души размягчались: пусть оружие ржавеет без употребления. Генрих самолично сделал полный перевод записок Цезаря о войне с галлами, а также о гражданской войне. Перья он получал из Голландии, чернила из Парижа, бумагу золотил его камердинер. Он любил, чтобы у книг были роскошные переплеты; он уже тогда приказывал украшать их, когда сам ходил еще в поношенной куртке. Он всегда требовал для духа прекрасной формы, в письмах, указах и даже в песнях, которые впоследствии Генрих велел петь солдатам во время сражений, он выказывал себя тем лучшим писателем, чем больше учился великим деяниям, одно совершал он ради другого, да и выразительное слово так же рождается из души, как и прекрасное деяние.

Эти несколько месяцев Генрих и держался и чувствовал себя, как будто он – человек вполне сложившийся, бесспорный наследник своих владений, мира и счастья, – а ведь ничего этого на самом деле не было, и радостное сновидение кончалось вместе с парком «Ла-Гаренн», за оградой которого начинались поля. И все-таки как он был счастлив, что может хоть на некоторое время сделать свою Марго повелительницей придворных и галантного короля – это был он сам, – что от него в ее честь пахло благовониями и что его зубы были позолочены. К тому же он выписал для нее из замка в По красивейшую мебель и серебряную посуду. Сама Марго во время посещения замка нашла там старинные арфы: быть может, в старину другие дамы своей игрой на них облегчали душу, так же как теперь Маргарита Валуа, которая никогда еще за свою бурную жизнь не знала, что такое равновесие, и лишь здесь обрела его.

Она не раз с недоумением проводила рукой по лбу. Как, до сих пор ни одного отравленного, ни одного заколотого? Никто меня не сечет, и даже мои страсти не беспокоят меня? Мне не надо ни спускать моего брата д’Алансона на веревке из окна, ни самой искать приключений. Унижения, притворство, эти ужасы вокруг меня, это мучительное томление во мне самой – неужели все миновало? Нет, я в самом деле здесь. Она провела по лбу своей чудесной рукой; он уже снова был ясен, и королева этого двора шла танцевать с чинными дворянами и фрейлинами, которые держались удивительно пристойно. Певуче звучала музыка, пламя свечей чуть колебалось от легкого ветерка, веявшего в открытые окна; мягкой была эта музыка, свет, ветерок, мягкими были сердца и лица. Танцы и благосклонность ко всем; Марго коротает долгую ночь, слегка влюбленная, неизвестно в кого. Она могла бы каждому подставить губы для поцелуя, но целует она только своего повелителя.

То же испытывают все при наваррском дворе, даже сестра короля, а она ведь такая строгая протестантка. И хотя она слегка прихрамывает на одну ногу, молодая Екатерина учит молодого Рони новому танцу, и все завидуют этой чести. Она даже на время забывает о своей единственной страсти, не вспоминает про кузена в его лесу и, заглушив укоры совести, разрешает легкомысленному Тюренну ухаживать за нею, точно это пустяки, мелочь. Ведь и ее дорогой брат Генрих живет и любит как хочет, будто так и нужно. Но скоро это изменится.

Первый

Оправившись после приступа печени, Бирон стал злобствовать сильнее, чем когда-либо; он решил, что бдительность губернатора усыплена, и изо всех сил старался оклеветать его перед королем Франции. Канцелярия Наварры и Филипп Морней только тем и были заняты, что опровергали его доносы. Становилось ясно, что скоро уже нельзя будет продолжать эту распрю с помощью одной только переписки. Королева Наваррская взяла на себя часть забот о его судьбе. Если женщина в первый раз за всю свою жизнь по-настоящему счастлива, а у ее возлюбленного повелителя есть враги – чем может она ему помочь в борьбе с ними? Она открывает ему все, что ей удается выведать, она становится необходимой ему.