Молодые годы принцессы Матильды

Члены семьи Наполеона после 1815 года немного подделывались — быть может бессознательно или полусознательно — под настроение Св. Елены: „Несется он к Франции милой, — Где славу оставил и трон, — Оставил наследника-сына — И старую гвардию он. — И только что землю родную — Завидит во мраке ночном, — Опять его сердце трепещет, — И очи пылают огнем..." К чести короля Жерома должно сказать, что он и не делал вида, будто тоскует по Вестфалии милой. Сердце его не трепетало. Бывший король вестфальский забыл о своем королевстве в тот самый день, как его покинул. Позднее он подумывал о другом престоле. Ему очень хотелось стать королем Греции, — об этом тогда мечтали многие романтически настроенные люди, от Александра Ипсиланти до лорда Байрона, и y всех у них прав было ровно столько же, сколько у него. Если он был вестфальским королем, то мог, разумеется, отлично стать и королем греческим. Однако из этого ничего не вышло. Князь Монфорский нисколько не унывал. Жил он в разных местах; по разным причинам они с женой часто переселялись. В 1820 году в Триесте у него родилась дочь: принцесса Матильда.

В числе еe parrains{3} был Жозеф Фуше! Бывший председатель якобинского клуба, человек с ног до головы залитый кровью, служивший Робеспьеру и предавший Робеспьера, служивший Наполеону и предавший Наполеона, служивший Людовику XVIII и, по случайности, не успевший его предать, мирно доживал в Триесте свой век: жил очень тихо, ежедневно гулял в городском саду, держа за руку свою маленькую внучку, и вглядывался небесно-голубыми глазами в слишком близко подходивших прохожих.

В Триесте семья князя Монфорского оставалась недолго. Вскоре все они переехали в Рим и поселились в нынешнем Палаццо Торлониа. В Риме еще жила бабушка, мать Наполеона I, называвшаяся Madame M`ere{4}. Она сохранила немалое состояние, но по скупости своей едва ли очень поддерживала Жерома. Жил князь Монфорский небогато, однако старался поддерживать королевский церемониал, с камергерами, с пажами, с фрейлинами, — вероятно, все это, при полном отсутствии блеска, при ограниченных средствах, выходило не очень хорошо. Общество у них было иностранное, главным образом русское: Гагарины, Горчаковы и другие русские дипломаты, занимавшие посты в Риме.

„Очевидцы" сходятся в том, что принцесса Матильда была очень хороша собой. Мне попадались самые восторженные отзывы о ее красоте. До нас дошло много ее портретов, но по ним судить нелегко: все это портреты „официальные", условные и не слишком между собой схожие. Не очень ясны также эпитеты и сравнения современников: „флорентийская (?) нега", „молнии глаз, бросаемые точно с высокой башни", „сияние алмаза", „мраморная белизна кожи" и т.д. „Она была похожа на город", — говорит совершенно серьезно один автор. По таким образам суждения не вынесешь. В молодости принцесса Матильда знала преимущественно людей, которые писать не умели. С другими людьми она стала знакомиться лишь тогда, когда первая молодость прошла. В пору ее высшей славы знаменитые писатели восторженно отзывались о ее уме, — может быть, некоторые из них так благодарили ее за гостеприимство. Позднее стали появляться отзывы либо восторженно-коварные (Марсель Пруст), либо прямо издевательские (Леон Доде, Робер де Монтескиу).

В Риме принцесса Матильда впервые увидела и своего будущего мужа, А.Н. Демидова.

II.

В самом конце XVII века Петр Шафиров, внук крестившегося в 1654 году еврея Шапиро, бывший любимцем Петра Великого, получивший от него баронский титул и должность вице-канцлера, проезжал через город Тулу. В дороге у него испортился пистолет тонкой немецкой работы. Тульский молотобоец Никита Демидович Антуфьев взялся починить пистолет и, к общему удивлению, отлично справился с делом. Шафиров рекомендовал его Петру как искусного мастера. Царь поручил молотобойцу изготовлять оружие для армии. Очень скоро Никита Демидович вручил царю шесть ружей своей работы. Они оказались превосходными, и Петр подарил мастеру 100 рублей, по тем временам немалые деньги.