Молодые люди

— Ну, что? Скажи! — требовал Алеша.

И Вадим Королев, и сам Володя Медведев заинтересованно ждали ответа, но Самохин, усмехаясь, отмалчивался.

— Не хочешь? Так я за тебя скажу!

И Алеша по-своему раскрыл смысл этого загадочного восклицания. Да, очень хорошо, что Володя хочет быть работником на все руки, но очень плохо, если он — шофер осенью на сборе винограда и персиков, электротехник зимой, плотник в летний строительный сезон — будет только умножать достатки для себя и родных, но никогда никакие другие заботы не обеспокоят его души, что бы ни происходило за околицей родного дома.

— Правильно я тебя понял, Юра?

Но Самохин по-прежнему отмалчивался, только улыбался загадочно.

— И ты был совершенно прав, — продолжал Алеша. — Мало быть хорошим бетонщиком или каменщиком, мало исполнять добросовестно только свои прямые обязанности… Мало!.. Если ты настоящий ленинский комсомолец, настоящий строитель коммунизма…

Вадим, притихший с начала этого спора, жадно прислушивавшийся к каждому слову, с восхищением одобрил:

— Верно, Алеша!

Но вот Самохин, внезапно остановившись и оглядев Алешу с каким-то даже соболезнованием, сказал:

— Начинается. «Коммунизм, коммунизма, коммунизму»… Как это у нас любят высокими словами бросаться ни к селу, ни к городу.

И Вадим одобрительно рассмеялся, перебегая под бок то к Алеше, то к Юре, покрикивал:

— А что?.. А, ей-богу, верно это. Чуть что, мы сейчас и начинаем: «коммунизм, коммунизма, коммунизму».

Самохин раздраженно отогнал от себя Вадика движением руки, как отгоняют надоедливо зудящего комара.

— Пусть только каждый на своем месте работает во всю силу, и все в порядке, — объяснил Юра свою позицию. — Каждый — свое. Прокурор — свое. Милиционер — свое… А я бетонщик, — и лишь бы ни у кого не было причин упрекнуть меня, что я плох в своем деле. Еще я хочу быть инженером-строителем, и обязательно буду инженером, дай срок. Буду! Без всяких заклинаний… А то больно много развелось у нас таких любителей, которые от дела увиливают, а всякими благородными словами прикрываются…

— Что с тобой, Юра?.. С каких это пор ты меня в болтуны записал?..

— Ничего не записал… Я не про тебя… Я про то, что за каждым словом должно быть дело… А то каждый навострился: «коммунизм, коммунизма, коммунизму»… А где он — этот коммунизм? Сколько еще ждать его? Какие еще новые жертвы надо принести, чтобы увидеть наконец, какой он есть, этот коммунизм?

Теперь Вадим не решался высказать ни одобрения, ни порицания. Он лишь выжидательно поглядывал на Алешу и дожидался — что же ответит тот?

— Когда!.. Когда!.. — ответил Алеша, задумавшись и участливо усмехаясь. — Ты… точно задачку из школьного учебника решаешь да от нетерпения хочешь на последнюю страничку поскорее взглянуть, где готовые ответы… Когда!.. Во всяком случае коммунизм приблизился к нам на сто с лишним лет с тех пор, как написан был «Коммунистический Манифест». И эти сто лет лучшие люди мира лили свою кровь не даром. Успехов добились грандиозных… А ты вдруг: «Когда же, когда же…» Да посмотри вокруг, посмотри на этот город, который мы с тобой строим!.. Это тебе не коммунизм?

Вадим с торжеством перевел взгляд с Алеши на Юру.

6. Первые весенние лучи

Главное здание бессемера и несколько обступающих его подсобных помещений были почти готовы, шли штукатурные и малярные работы.

Внутри двух гигантских конверторов, уже смонтированных, возились с укладкой огнеупоров. Чтобы заклокотали, выплавляя сталь, эти железные громадины, понадобятся люди, — даже самые хитроумные машины без людей мертвы. И цех загодя готовил бригады молодых рабочих для обслуживания конверторов.

Бригады эти под руководством опытных специалистов весь день упражнялись пока в воображаемом регулировании бурных химических процессов внутри агрегатов. Обучаясь будущему своему делу «вхолодную», по инструкциям, ученики бессемеровского производства будто бы загружали конверторы, будто бы снимали и меняли их днища, с такой же условной старательностью они принимали и «разливали» по ковшам уже будто бы готовую сталь.

По всему видно было, что скоро уже, — очень скоро, — бессемер вступит в строй.

Но на соединительных путях и тропках между цехами еще во всей неприглядности сохранялась картина строительного хаоса: здесь и там земля вспухла холмами затвердевшего мусора, торчали вмерзшие в грунт тяжелые швеллерные балки, валялись треснувшие, раздавленные под колесами грузовиков доски, брошенные обрезки жести соседствовали с полуразвалившимися, обледенелыми бочками, либо вдруг путь перерезала глубокая канава, то засыпанная снегом, то залитая дымящейся, пенисто-серой, пузырчатой жижей.