Молодые львы

Когда они выехали на равнину, Гарденбург прибавил скорость. Они ехали по безлюдной пустыне, освещенной последними лучами заходящей луны; по всему горизонту мелькали вспышки далекой артиллерийской стрельбы. От быстрой езды ветер свистел в ушах. У Христиана сдуло фуражку, но он не обратил на это никакого внимания; зато ветер относил исходивший от лейтенанта запах, и он больше его не чувствовал.

В течение получаса они ехали в северо-западном направлении. Вспышки на горизонте становились все сильнее и ярче, пока мотоцикл петлял по извилистой дороге между дюн и случайных островков сухой низкорослой травы. По дороге то и дело встречались обгорелые танки, автомашины. Вот перевернутый грузовик, огромная ось которого при тусклом свете торчит, словно зенитное орудие. Промелькнуло несколько свежих, наспех вырытых могил с винтовками, воткнутыми штыком в землю и с надетыми на приклад касками или фуражками; несколько разбитых, обгоревших самолетов с погнутыми пропеллерами и поломанными крыльями, изуродованные металлические части которых тускло отражали свет луны. Но, пока они не достигли дороги, проходившей значительно севернее и идущей почти строго на запад, им не встретилось никаких войск. Выехав на дорогу, они вдруг оказались в длинной колонне полкового транспорта. Грузовики, бронеавтомобили, разведывательные машины, тягачи медленно двигались по узкой дороге в плотных облаках пыли и отработанных газов.

Гарденбург съехал на обочину, но не очень далеко от дороги, потому что, когда местность несколько раз переходит из рук в руки, не знаешь, где можно наткнуться на мину. Он неожиданно остановил мотоцикл, и Христиан чуть было не свалился с седла. Гарденбург быстро повернулся и поддержал его.

– Благодарю вас, – вежливо сказал Христиан. У него снова начался озноб, в голове шумело, язык распух, а челюсти от холода сжала спазма.

– Можешь сесть в один из этих грузовиков, – крикнул Гарденбург, взмахнув рукой (зачем тратить столько энергии?) в сторону медленно проходившей с ровным гулом колонны, – но я не советую.

– Как прикажете, господин лейтенант, – ответил Христиан с застывшей на лице дружелюбной улыбкой, словно пьяный, попавший на чопорный и довольно-таки скучный прием.

– Я не знаю, какие они имеют распоряжения! – крикнул Гарденбург. – В любой момент их могут повернуть и бросить в бой…

– Конечно, – согласился Христиан.

– Самое верное дело – держаться своего собственного транспорта, – сказал Гарденбург. Христиан чувствовал благодарность к лейтенанту за то, что он так любезно все ему объясняет.

– Да, в самом деле, – подтвердил он.

– Что ты сказал? – не расслышал Гарденбург; мимо с грохотом проходил броневик.

– Я сказал… – Христиан запнулся, он уже не помнил, чти Говорил. – Я согласен, – неопределенно кивнув головой, сказал он, – совершенно согласен.

– Хорошо, – сказал Гарденбург, развязывая у Христиана на шее платок. – Лучше прикрыть им лицо от пыли. – И он начал завязывать узел на затылке у Христиана.

Но Христиан, слегка отстранив руки лейтенанта, сказал:

– Извините, одну минуточку… – У него началась рвота.

Люди в проходивших мимо машинах не обращали внимания ни на него, ни на лейтенанта, они смотрели только вперед без всякого интереса, без любопытства, без цели и надежды, словно это были не живые люди, а парад теней, проходящий перед затуманенным взором умирающего.

Христиан выпрямился. Он чувствовал себя уже лучше, хотя неприятное ощущение во рту усилилось. Он повязал платком нос и всю нижнюю часть лица. Пальцы плохо повиновались ему, и лишь с трудом ему удалось завязать сзади узел.

– Я готов, – доложил он.

Гарденбург тоже успел завязать лицо платком. Христиан опять обхватил лейтенанта за талию, и мотоцикл, тарахтя и подпрыгивая, вклинился в колонну и поехал вслед за санитарной машиной, из оторванной двери которой торчали три пары ног.

Христиан был исполнен глубокой симпатии к лейтенанту, твердо и уверенно сидевшему перед ним в маске из носового платка, придававшей ему вид бандита из американского фильма. «Я должен как-то выразить ему свою признательность», – подумал он. Целых пять минут, трясясь в клубах пыли, он старался найти способ показать свою благодарность лейтенанту. Наконец ему в голову пришла идея. «Я расскажу ему о его жене и о себе, – подумал Христиан, – больше я ничего не могу придумать. – Он покачал головой. – Нет, это глупо, глупо, глупо». Но теперь, когда эта идея пришла ему в голову, он не мог от нее отделаться. Он закрыл глаза, стараясь думать о тех тридцати шести, медленно копающих окопы там, на юге, потом старался вспомнить, сколько пива, холодного вина и холодной воды он выпил за последние пять лет. Однако его все время так и подмывало крикнуть, заглушая шум машин: «Лейтенант, я жил с вашей женой, когда ездил в отпуск из Ренна».