Молодые львы

Христиан осмотрелся. Кухня почернела от дыма и времени. По холодной печке ползли два больших черных таракана. На подоконнике, завернутое в капустные листья, лежало масло, а на столе – большая буханка хлеба.

– Возьми масло и хлеб, – сказал Христиан Бушфельдеру. Затем он по-французски обратился к женщине: – Мамаша, тащи все спиртное, какое есть в доме: вино, кальвадос, выжимки – все, что есть. А если попытаешься утаить хотя бы каплю, мы сожжем дом и зарежем всех твоих коров.

Старуха молча смотрела, как Бушфельдер забирает масло, губы ее дрожали от негодования. Однако, когда Христиан обратился к ней, она заговорила.

– Это варварство, – сказала она. – Я сообщу о вас коменданту. Он хорошо знает нашу семью, моя дочь работает в его доме…

– Все спиртное, мамаша, – грубо повторил Христиан. – И быстро!

Он угрожающе помахал автоматом.

Женщина пошла в угол кухни и подняла дверцу подполья.

– Алуа! – закричала она вниз, и ее голос эхом разнесся по всему подполью. – Пришли солдаты. Они требуют кальвадос. Принеси его сюда. Неси все, иначе они убьют коров.

Христиан усмехнулся. Он посмотрел в окно. Солдаты все еще были на месте. К ним прибавились двое чужих, без оружия. Они быстро говорили, энергично жестикулируя, и все солдаты собрались вокруг них.

На лестнице, ведущей в погреб, послышались шаги, и в кухне появился Алуа, неся в руках большую бутыль. Ему было за шестьдесят, и годы тяжелого труда нормандского фермера наложили отпечаток на его морщинистое лицо. Большие, узловатые, коричневые руки, сжимавшие бутыль, дрожали.

– Вот, – сказал он. – Это мое лучшее яблочное вино. Я вам ни в чем не отказываю.

– Очень хорошо, – сказал Христиан, забирая вино. – Спасибо.

– Он благодарит нас, – с горечью сказала старуха, – но ни слова не говорит о плате.

– Пошлите счет, – осклабился Христиан, забавляясь сценой, – вашему другу, коменданту. Идем, – подтолкнул он Бушфельдера.

Бушфельдер вышел. На улице была слышна ожесточенная стрельба, на этот раз значительно ближе; над самой головой с вибрирующим ревом проносились самолеты.

– Что это? – выглянув из-за двери, встревоженно спросил Алуа. – Вторжение?

– Нет, – ответил Христиан. – Это маневры.

– Что же теперь станет с нашими коровами? – крикнул вслед ему Алуа.

Христиан ничего не ответил старику. Он подошел к стене сарая и поставил бутыль на землю.

– Вот, принес, – сказал он солдатам, – подходите и пейте. Пейте сейчас, кто сколько может, и налейте по одной фляге на двоих. Через десять минут мы должны быть готовы отправиться на соединение с полком, – сказал он улыбаясь, однако никто не улыбнулся в ответ. Тем не менее один за другим они подходили к бутыли, пили и наполняли фляги.

– Не стесняйтесь, – сказал им Христиан. – Это за родину.

Двое приблудившихся солдат подошли последними. Они жадно начали пить. Их глаза налились кровью и беспокойно бегали по сторонам, вино стекало по подбородку.

– Что с вами случилось? – спросил Христиан, когда они поставили бутыль на землю.

Солдаты переглянулись, но продолжали молчать.

– Они находились в двух километрах отсюда, – ответил за них солдат по фамилии Штаух, стоявший рядом с Христианом. Он жадно кусал от большого куска масла, которое держал в одной руке, запивая его вином из фляги. – Их батальон был застигнут врасплох, и только им двоим удалось спастись. На них напали американские парашютисты. Они не берут пленных и убивают всех подряд, и все они пьяные. У них танки и тяжелая артиллерия… – визгливым, неровным голосом продолжал Штаух, жуя масло и запивая его вином. – Их тысячи. Отсюда до самого побережья все забито войсками. Никакого организованного сопротивления нет.

Двое спасшихся в знак согласия энергично кивали головами, а их глаза беспокойно перебегали от Христиана к Штауху.

– Они говорят, что мы отрезаны, – продолжал Штаух. – Связной, прорвавшийся из штаба дивизии, сказал, что там никого не осталось. Американцы застрелили генерала и закололи ножами двух полковников…

– Заткнись! – крикнул Христиан Штауху. Он повернулся в сторону двух беглецов. – Убирайтесь отсюда! – закричал он на них.

– Куда же мы пойдем?.. – взмолился один из них. – Везде парашютисты…

– Убирайтесь отсюда! – еще громче крикнул Христиан, проклиная судьбу, которая послала на его голову этих двух солдат и позволила им пять минут болтать с его людьми.

– Если я увижу вас здесь через минуту, я прикажу своим солдатам пристрелить вас. И если вы еще когда-либо попадетесь мне на глаза, я предам вас военному суду, и вас расстреляют за дезертирство.

– Господин унтер-офицер, пожалуйста…

– Даю вам одну минуту, – повторил Христиан.

Двое солдат дико оглянулись вокруг, повернулись и затрусили прочь. Затем их охватил панический страх, и они побежали что есть силы, пока не скрылись за изгородью соседнего крестьянского поля.