Молодые львы

В некоторых письмах, иногда просто с легкой иронией, а иногда с намеками на прошлые оргии, упоминалась Элоиза и другие женщины. Однако теперь Христиан даже Элоизу считал почти нормальным человеком, во всяком случае по сравнению с Гретхен. Поведение и образ жизни Гретхен никак не укладывались в рамки обычных представлений. Она выделялась среди всех известных Христиану женщин особенной красотой, неутолимой чувственностью и бешеной энергией. Правда, по утрам она часто принимала бензедрин и другие средства для восстановления так беспечно и буйно растрачиваемых сил или вспрыскивала себе большую дозу витамина В, который, по ее словам, немедленно устранял все последствия похмелья.

Самое поразительное состояло в том, что всего лишь три года назад Гретхен была скромной, молоденькой учительницей географии и арифметики в Бадене. Гарденбург был первым мужчиной в ее жизни, и отдалась она ему только после свадьбы. Накануне войны он привез жену в Берлин и здесь в ночном клубе ее увидел некий фотограф. Он уговорил Гретхен сняться для фотоплакатов министерства пропаганды и не только прославил ее лицо и фигуру на всю страну, но вдобавок и совратил ее. На многочисленных плакатах Гретхен являла собой тип образцовой немецкой девушки, которая добровольно отрабатывает сверхурочные часы на заводе боеприпасов, регулярно посещает нацистские митинги, щедро жертвует в фонд зимней помощи, умело готовит вкусные блюда из эрзац-продуктов.

С того времени и началась ее головокружительная карьера в берлинском высшем свете военного времени. Уже в начале этой карьеры Гарденбург был спешно откомандирован в полк. Теперь Христиан понимал, почему лейтенант считается таким незаменимым в Ренне и почему ему так трудно добиться отпуска. Гретхен получала приглашения на все важные приемы и дважды встречалась на них с Гитлером. Она была в близких отношениях с Розенбергом, хотя и уверяла Христиана, что ничего серьезного между ними нет.

Христиан не осуждал Гретхен. Лежа в своей темной комнате в пансионе в ожидании телефонного звонка, он иногда задумывался над тем, что его мать назвала бы смертным грехом. Христиан давно уже перестал верить в бога. И все же временами какие-то остатки религиозной морали, внушенной ему в детстве до фанатизма богобоязненной матерью, давали о себе знать, несмотря на прожитые годы. В такие минуты он, сам того не желая, резко осуждал Гретхен. Однако Христиан спешил отогнать эти случайные, беспорядочные мысли. О Гретхен нельзя было судить, руководствуясь общепринятыми представлениями о нравственности. Нелепо думать, что такую жадную к жизни, ненасытную женщину с бьющей ключом энергией можно сковать мелочными запретами, налагаемыми обветшалым и отмирающим кодексом морали. Судить о поведении Гретхен по нормам христианской морали — все равно, что судить о птице с точки зрения улитки, осуждать танкиста за нарушение в бою правил уличного движения, применять к полководцу гражданские законы об ответственности за убийство.

Письма Гарденбурга из Ренна, адресованные Гретхен, пустые, холодные, чопорные, напоминали лаконичные военные документы. Читая их, Христиан не мог сдержать улыбку. Он понимал, что если Гарденбург и уцелеет на войне, то по возвращении будет отброшен и забыт, как некая пустяковая деталь в бурном прошлом Гретхен. Что касается своего будущего, то Христиан вынашивал кое-какие планы, хотя и не решался открыто признаться в этом даже самому себе. Однажды вечером за очередной выпивкой Гретхен между прочим заметила, что война окончится месяца через два, и человек, занимающий высокий пост в правительстве (она не стала называть его фамилию), предложил ей поместье в Польше — не тронутый войной замок семнадцатого века и больше тысячи гектаров земли, триста из которых обрабатываются и сейчас.

— Тебе хотелось бы управлять поместьем одной дамы? — лежа на кушетке, полушутливо спросила Гретхен.

— Это было бы замечательно.

— И ты не стал бы переутомлять себя обязанностями управляющего? — продолжала она с улыбкой.

— Что ты! Конечно, нет.

Христиан присел рядом и, подсунув руку под голову Гретхен, поглаживал упругую кожу у нее на шее.

— Ну что ж, посмотрим, посмотрим… Пока все идет неплохо.

«Да, это как раз то, что нужно, — размечтался Христиан. — Огромное поместье, масса денег и Гретхен — хозяйка старинного замка… Они с Гретхен, конечно, не поженятся. Зачем? Он будет своего рода принц-супруг — изящные сапоги для верховой езды, двадцать рысаков в конюшне, из столицы приезжают на охоту великие и сильные новой империи… Вот когда будет самый счастливый момент моей жизни! — мысленно воскликнул Христиан. — Момент, когда в полицейской казарме Ренна Гарденбург открыл ящик стола и достал сверток с черным кружевом».