Молодые невольники. Смертельный выстрел.

Нельзя сказать, что здесь не о чем было подумать. Животное, которое от лунного света, а также, быть может, и от страха, «у которого глаза велики», представлялось им величиной с быка, вовсе не было препятствием, которым можно было пренебрегать, в особенности если оно, как это казалось, не намерено было добровольно уступить им дорогу. Даже сам Гарри Блаунт почувствовал себя смущенным.

Если бы не было опасности в возвращении назад, быть может, наши смельчаки снова повернули бы в долину, но надо было идти вперед. Мичманы вытащили свои кортики и боевым строем двинулись к дюне.

Странное животное тотчас же исчезло, приветствовав их таким страшным хохотом, что не могло уже оставаться сомнения, какого именно зверя видят они перед собою.

Когда странное животное, угрожавшее преградить им дорогу, спряталось, мичманы перестали о нем думать и стали заботиться только о том, чтобы пробраться через дюну, не будучи замеченными из лагеря.

Они вложили кортики в ножны и продолжали осторожно подвигаться вперед.

Быть может, они выполнили бы свой замысел, не случись обстоятельства, которого они не могли предусмотреть: хохот странного четвероногого был услышан арабами и вызвал большое волнение в лагере. Многие из мужчин, узнав голос смеющейся гиены, взяли ружья и вышли поохотиться, рассчитывая на ее шкуру для украшения своих палаток.

Но когда они побежали в ту сторону, где слышали хохот, то увидели не гиену, а три человеческих существа, освещенные полным светом луны. По их одежде из синего сукна, желтым пуговицам и фуражкам арабы с первого же взгляда узнали в них моряков: не колеблясь ни секунды, все мужчины из лагеря бросились в погоню, испуская крики радости и удивления.

Одни пошли пешком, точно на охоту за гиеной, другие сели на верблюдов, а некоторые оседлали лошадей и пустились галопом.

Бесполезно говорить, что теперь мичманы прекрасно знали, что им грозило. Они слышали крики арабов и видели, что те бегут и потрясают руками, как сумасшедшие.

Они не стали больше смотреть, а повернулись спиной к лагерю и прыгнули в овражек, из которого так неосторожно ушли.

Так как ущелье было не очень длинным и им оставалось только спуститься с холма, то они не много времени употребили на то, чтобы пробежать его, и снова очутились на берегу.

Предполагая, что им больше нечего бояться, молодые моряки стали совещаться относительно плана дальнейших действий.

Идти берегом и держаться как только можно дальше от арабских палаток, — таково было мнение всех троих.

Порешив на этом, они направились к югу и пошли с такой скоростью, какую допускали их дрожавшие ноги и мокрая одежда.

Едва сделали они несколько шагов, как были принуждены остановиться: они услыхали шум в стороне овражка. То был храп, который издавало, как казалось, какое-то животное, и они предположили, что то была опять гиена, укрывшаяся в ущелье при их приближении. Посмотрев в этом направлении, они поняли, что заблуждались. Огромное животное выходило из-за дюн, и по его неуклюжим формам они узнали верблюда. Это их опечалило, так как одновременно с верблюдом они увидели на его спине человека с грозным лицом, вооруженного длинным мечом. Он направлял своего верблюда прямо на них.

Мичманы сразу поняли, что пропала всякая надежда ускользнуть от врага. Усталые, путаясь в своей мокрой одежде, они не могли бы состязаться в скорости даже с хромой уткой. Решив покориться своей судьбе, они стали ждать, не шевелясь, приближения седока.

Глава VIII ХИТРЫЙ ШЕЙХ

У ехавшего на мехари всадника были угловатые черты лица и желтая кожа, сморщенная как пергамент.

Ему, по-видимому, было лет около шестидесяти; его костюм и в особенности манера держать себя, — что-то гордое и властное было во всей его наружности — указывали, что это один из арабских шейхов. Это в действительности и был арабский шейх, владелец найденного моряками накануне мехари; он был в отчаянии от того, что вследствие неудачного хода проиграл Билли в хельгу, и теперь желал вознаградить себя за потерю, взяв в плен вместо одного троих моряков.

В несколько секунд старый шейх был возле мичманов. Вместо приветствия он начал угрожать молодым людям оружием. Он поочередно направлял на каждого дуло своего длинного ружья и знаками приказывал им следовать за собою в лагерь.

Первым побуждением измученных усталостью юношей было повиноваться. Теренс и Колин уже знаками выразили согласие, но мистер Блаунт взбунтовался.

— Сперва повесим его! — крикнул он. — С какой это стати стану я слушаться приказаний этой старой обезьяны? Позорно идти за ним следом! Никогда ничего подобного не будет. Если меня и возьмут в плен, то уж не без борьбы!

Теренс, стыдясь того, что так легко готов был подчиниться, перешел от одной крайности к другой.

— Клянусь святым Патриком, — крикнул он, — и я с тобой, Гарри!.. Лучше умрем, чем сдаваться!..

Колин, прежде чем высказаться, посмотрел вокруг и на устье овражка, чтобы удостовериться, что араб действительно был один.