Молох

Перед пятнадцатиэтажной гостиницей сохранился шестиметровый монумент Петра I — основателя города, превращённого спустя триста с лишним лет в руины. Стёртого, как и всё остальное, с лица Земли. Чистилище проглотило героя, как меня проглотил особняк. Но если Кензо и Владлен так и остались молча наблюдать за спектаклем, то Император, став частью другого мира, повернул свою бронзовую голову на 180 градусов. Секунда, и она отвалилась. Броуновским движением по асфальту разлетелись осколки, словно Петра Алексеевича Церетели сваял из стекла, а не из бронзы. В небо взметнулись брызги чёрной крови. Нефти, пахнущей вечностью.

Некогда пустой дом представлял из себя пир у Сатаны. Парадная комната заполнена исключительно представителями КУ, с кем я, так или иначе, был знаком. И вновь ни одного живого. На том месте по пути в туалет, где мне привиделся монстр (опараши из рубцов на лице обсыпают пол), стояла Саша. Юная девушка из вагонетки, убитая настоящим Путевым Обходчиком. Она держала в руках свою голову точно официант поднос еды. Глаза открываются и пустые синие очи, как у жмурика-каннибала, смотрят на меня. Я отвожу взгляд и вижу Алю, испещрённую пулями. В отличие от Саши, она водрузила себе на руки то, что осталось от Кости — конвульсивно подёргивающиеся части тела. Не пойми, чьи кишки сыпятся на пол: несостоявшегося жениха или из дырок в животе Али. Но я, сдерживая отвращение и рвотный ком, подступивший к горлу, не обращаю на них внимания, так как сверху со ступенек спускаются обезображенные Рипли и Мамонт.

Я бегу от них на кухню, где меня уже поджидает человек в чёрной тунике. Я понимаю, что передо мной субъект, в чьём взгляде я увидал когда-то бездну. Палач оттягивает капюшон, обнажая, покрытое волдырями, лицо. Вано закатывается в смехе, сотрясая моё сознание. Разрывая ко всем чертям этот мир. В его раскатистом рёве я вижу девушку, заживо сожённую на Чернышевской. Я закрываю глаза и, распахнув веки, к величайшему удивлению осознаю, что Властитель сменился Ахметом в компании с Пашкой и неизвестным мне жмурём.

— Что ж ты сделал с Чумой? — Ахмет — первый из мёртвых после Града и Горца, кто со мной заговорил.

— Нет, он жив — я отказываюсь признавать действительного.

— Тогда где же он? — вмешивается Пашка, нашедший на свою пятую точку смерть в утробе чёрной плесени. Треклятый парк Интернационалистов…

— Он спасся! Дошёл до Пролетарской! — кричу я.

— Думаешь? — снова Ахмет. — Он за пределами нашего понимания, как и другой твой знакомый. Но, если не веришь, ты можешь проверить это.

— Как?

— Попасть на Пролетарскую. Ты рядом с ней.

И кавказец вместе с Пашкой, и с, так и оставшимся безымянным жмурём растворяется, но перед тем указывает перстом в сторону камина в парадной комнате. Конечно, вход! Но он ведёт разве что в бункер, если в оной реальности всё также. Только вот ходят по ней трупы.

На сей раз комната пуста, лишь Вышинский молча провожает меня к камину. Неужто, он тоже? «Я умру завтра ночью», — передаёт мне Мишка инфу через мысли, как вещали веганы на пути к запретной зоне. Раздаётся выстрел и куда-то проваливается глаз главковерха. Рэкетир, тот самый, дававший мне сто лет назад инструкции перед отправкой в Стикс, вслед за Вышинским, вышибает себе мозги. Я разворачиваюсь, но железную дверь преграждает Луначарский с незнакомым индивидом. «Кузнец», — либо представился тот, либо помог губернатор Академы. Я, по испытанному методу, закрываю-открываю глаза. Кузнец исчез, но Луначарский никуда не делся: колючая проволока стискивает героя. Шипы пронзаются в тело, которое вытягивается и исчезает на глазах. Внутренности водопадом брызжут через проволоку, будто те пропускают через мясорубку. На мгновение я вижу силуэт человека с налитыми кровью глазами. Фанатик «Исхода», чуть не лишивший меня жизни на Сампсониевской. Ещё миг, и оба пропадают.

Я бросаюсь к двери, распахиваю её и спускаюсь вниз по ступенькам. Передо мной зажигаются факелы, не давая утонуть во тьме. Вроде же, их не было? В один момент я чуть не поскальзываюсь, хотя чутьё подсказывает, что если бы я катился кубарем вниз, то не получил бы даже ушибов, не говоря о встряске костей и мозга. Переводя дыхание, я вперился в стену. На ней изображён тот же знак, что мы с Чумой наблюдали у сатанистов, словно напоминая об убитом мною сектанте. Тем не менее, решив не пытать судьбу, я завершил остаток пути нормальным темпом. Путь, то ли на Пролёшку, то ли в Убежище № 13 перекрыл Индеец.

— За этой дверью истина — говорит он. — И окончание твоего пути. Готов ли ты?

— Готов к чему? — решил оттянуть я момент, хотя стопроцентно ответил бы: «Да».

— Ко встрече с воспоминаниями. Не с теми, что ты сейчас видел, а куда более ранними. Встреча с той, которую ты любил, с теми, кто отнял у неё жизнь.

— Рита… — блеял я, а сам при этом кивал. Индеец не стал спорить. Когда дух распахнул дверь, я покорно вошёл внутрь. Кто же знал, что в тот момент я попал на самый нижний этап ада?