Молоко, сульфат и Алби-Голодовка

Доктора советуют долго держать ожоги под холодной водой, но это несколько затруднительно, если ожог во рту, и после пируэтов под краном мне кажется, что я тону. С тоской я осматриваю в зеркале разрушения. Выжженные коричневые следы вилки украшают мой рот изнутри.

На все это уходит куча времени, соевые котлеты загораются, ну и пофиг, я уже все равно совершенно не хочу этих котлет.

Джун немножко странноватая, хочет поговорить, но все больше про эзотерику, а вовсе не о музыке, своем прошлом или еще о чем необременительном.

В итоге мы оказываемся в постели.

* * *

By рано просыпается и разглядывает картину, написанную накануне вечером. Он доволен, нарисованное для него что-то значит. By не знает, стоит ли дальше играть в галереях, потому что в последнее время это вызывает только отрицательные эмоции. Раньше они с Ченом были друзьями, а теперь не перебрасываются ни одним человеческим словом. Несмотря на то что антипатия исходит в основном от Чена, By должен признать, что и сам испытывает некоторую неприязнь.

Надо сегодня побеседовать с учителем. Тот посоветует, как быть.

Я беспокоюсь за ныряльщиков на морском дне.

Профессор Уинг наряжается в одежду рабочего, слушает по радио серьезную передачу и пытается позавтракать настолько плотно, насколько позволяет желудок, чтобы подготовиться к целому дню размахивания лопатой. После этого он загружает снаряжение и карты в фургон и отправляется в Брикстон. Палатка, для предупреждения водителей очерченная полукругом оранжевых огоньков, стоит там, где он ее оставил, красно-белые столбики выглядят вполне официально. Может быть, их нужно расставлять каким-то Особенным образом, а он не в курсе? Профессор решает, что, даже если расставил их неправильно, все равно никто не обратит внимания. Столбики окружают палатку, подобно камням в Стоунхендже. Если вдруг заявится проверяющий, всегда можно отговориться, что их передвинули вандалы из какой-то местной секты.

Кто-то написал на палатке «В7 спать». Профессора коробит от употребления «7» вместо «сем», но ему нравится, что теперь его площадка на вид подлинная.

* * *

После предупреждения Джона Примроза я поверил в правдивость угроз от Правления по Сбыту Молока, они и впрямь собираются от меня избавиться, мне, наверное, осталось жить всего несколько часов, это что, шаги за дверью? Они меня убьют.

Я не представляю мира без меня. Во всем виноват этот журналист. Вот и прикончили бы они его, а? Ублюдки.

Женщина, обученная бразильской тайной полицией? По коже бегают мурашки, а голова втягивается в плечи, как в мультике, когда персонажа бьют по башке чем-то тяжелым. Чтобы успокоиться, я хочу съесть чего-нибудь, но в доме обнаруживается только салат-латук.

Я терпеть не могу латук. Всякий раз, отдирая листики, чтобы их вымыть, я внутренне содрогаюсь, ожидая найти внутри что-нибудь омерзительное, типа дохлой осы, слизняка, отрубленного пальца, ну, или просто ногтя. После травматического промывания латука его еще и высушить невозможно – чертов салат удерживает воду, как гигантская овощная губка, тряси его, швыряй по кухне – эта дрянь выпустит воду только тебе на тарелку. Вдобавок ко всему он абсолютно безвкусный, и болтается во рту так, что проглотить его можно только с боем.

Я покупаю латук, потому что уверен – зеленая гадость в нем полезна, и если бы кто-нибудь производил эту зелень в таблетках, я бы, конечно, с превеликим удовольствием употреблял именно их.

На следующий день после битвы в галерее китаец хочет куда-то поехать, но его шофер Чен не является на работу. Раздраженный китаец звонит Чену, однако тот не подходит к телефону. Китаец не кладет трубку, и в конце концов ее поднимает какой-то незнакомец с утомленным голосом. Голос советует китайцу валить ко всем чертям, ты хоть понимаешь, который час?

Китаец вешает трубку и отмечает про себя, что, если бы он все еще работал контролером качества героина в Золотом Треугольнике, приказал бы Чена застрелить.

По телефону он назначает встречу со своим приятелем, частным детективом.

С омерзением я выбрасываю латук. Он не попадает ведро, плюхается на пол, пол у меня наклонный, латук источает воду, которая стекает вниз, по пути подхватывая грязь, и собирается в пыльную лужу у ножек стола. Мама утверждала, что опрятной кухне требуется ежедневное мытье полов, но кому нужно мыть пол на кухне каждый день, по нему же постоянно ходят?

Ну вот, теперь я голоден, но за едой не пойду. Единственный ресторанчик в округе – дешевая забегаловка, она закупает партии сальмонеллы и добавляет ее во фритюр, и даже если я доберусь туда, не схлопотав пулю в лоб, меня к утру все равно отвезут в больницу, а это не лучшее место для тех, за кем гоняется убийца. Я, знаете ли, читал «Крестного отца». Я уж лучше поголодаю.

Я серьезно обдумываю, как остаться в живых. Если эта особа знает мой адрес, нужно переезжать немедленно. Я звоню приятелю с грузовичком и требую сейчас же приехать, но бессердечный ублюдок отвечает, что очень занят и никак не может аж до завтрашнего утра.

– Когда меня убьют, ты, блин, сильно пожалеешь, – говорю я. Он не реагирует.