Молоко в ладонях

– Кнорр…р, – как-то странно коверкая интонацию, произнес почтальон. Вручил бланк телеграммы, завалился на скрипучий велосипед и укатил. Грамоте Сашка был обучен. Четыре полных года, еще до ареста отца, он проучился в немецкой гимназии, где основным языком считался русский, и успевал по всем предметам на отлично. После смерти матери и ареста отца, пришлось бросить обучение и перебираться к бабушке. А здешняя школа Сашке не нравилась; все в ней было как-то не так организованно, а скорее на школу не оставалось времени, да и была она, «За тридевять земель…» Заботу о больной бабушке, на то время, Сашка счел более важным делом, нежели обучение; тем более, что такова была воля отца.

А странную телеграмму ему впервые приходилось читать: «Что в ней?.. От кого?..» Глаза побежали по строкам адреса и вот сам текст за подписью какой-то женщины по имени Марта:

«Муж мой просит племянника Сашу к нам переехать. Он один остался. Если у тебя, Эльза, не сохранился наш адрес, то я сообщаю; Кемеровская область, станция Промышленная, село Пушкино, Шварц Марта».

Адрес на бланке был тоже странный. Но какой племянник, какая Марта? Сашка долго не мог понять связующей с ним родственной цепочки. Ведь после смерти матери и ареста отца в живых оставалась только бабушка Эльза. Кем приходится ей некая Марта Шварц и кто ее муж? Из телеграммы следовало, что он должен, приходиться ему дядей. Но Сашка хорошо знал, что у отца не было братьев; вернее были, но те полегли еще в Первую мировую войну, при совсем неизвестных обстоятельствах. Об их участи и отец-то ничего толком не знал. Кому же тогда он стал вдруг приходиться племянником?» Сашка ломал голову, и тут вдруг вспомнил: «А не тот ли это единственный брат матери, Эмиль, который где-то в середине тридцатых годов намеревался перебраться за границу, в Канаду? Тогда, многие стремились уехать… Вот тебе на; собирался за границу, а угодил в Сибирь, – Сашка даже улыбнулся, – ведь Кемеровская область – это Сибирь и есть. Чудеса, да и только…»

Все сходилось, девичья фамилия у матери была Шварц, и лишь одно невозможно было понять: «Зачем эти, совсем чужие ему люди, зовут переехать, как о нем узнали? От кого?.. Может отец все же жив и как-то дал о себе знать через родственников, иначе откуда им осведомиться, что он у бабушки?» – мелькнула слабая надежда, и Сашка даже немного воспрял духом.

И вовсе не собирался он из своего дома уезжать в Сибирь. Ему нравилось Азовское море, рыбалка и сама рыба, с дымком поджаренная на костре, дающая возможность выжить. О такой жизни он мечтал… Упрекал себя, что раньше к бабушке не перебрался; никакой тебе мачехи и голода, отца вот только жалко было: «Как он и где; разве ж узнаешь?..»

А однажды утром, по радио совсем неожиданно объявили, что началась война. Страшно не было, было непонятно, а слухи гуляли разные. По обыкновению, Сашка получал нужную информацию на базарчике, так было и в его невеселой деревне и здесь, в городе. С одной лишь разницей, что приморский рынок оказался куда просторней, разнообразней и разношерстней предыдущего; касаемо товара, его продавцов, и как следствие, изобилия новостей. По радио сообщали, что Советский союз по всем западным границам атаковали Гитлеровские захватчики, то есть немцы. По прошествии нескольких недель, этот факт особо не навевал тревожных мыслей. Сашка знал и, как многие, твердо был уверен, что «Красная армия всех сильней», а осмелившегося напасть на его Родину врага, скоро отбросят назад, и окончательно прогонят с земли русской. Как и другие жители города М.., он был убежден, что так оно и будет. Но по прошествии уже двух месяцев ожесточенных сражений, голоса радиодикторов все тревожней доносили новости об оставлении отступавшими войсками, то одного, то другого населенного пункта. Городские предприятия и его жители начали торопливо готовиться к эвакуации за Урал.