Читаем Молоко волчицы полностью

Тлен, сырость и мрак. Крысы, как собаки. День или ночь на дворе? Потом в трещину блеснуло созвездие. Михей покатался у стен, нащупал телом остро выступающий камень и, стесав плечи до мяса, перетер ремень. Развязал брата. Потом - могучий был казачина - расшатал решетку, кованную, должно, при царях Урарту. Вылезли. Аскер спал у двери. Тут бы и бежать через реку, но Спиридон приложил палец ко рту, показал на стяг-полумесяц, кошкой полез по выступам мечети, снял шелковый знак. Спускаясь, сорвался, загремел, и нога, как на грех, подвернулась. Часовой выстрелил. Михей подхватил брата на спину и побежал. Ночь была темная, это и спасло. В грохоте пальбы, в гортанных криках переплыли речку. Михею нашили урядника, а Спиридон стал хорунжим, знаменосцем полка. Полк считался императорским. Пятеро подчинявшихся хорунжему казаков тоже приставлены к полковому знамени. Когда полк шел парадом, Спиридон ехал со знаменем впереди командира, а пятеро удальцов охраняли сто с шашками наголо. Турецкий стяг отвезли в Петербург как доказательство высокого воинского духа терцев, хотя дело началось с того, что хорунжий Спиридон Есаулов выпил лишнего.

Спиридон и Денис Коршак чистили коней. В конюшню вошли полковой есаул, два субалтерн-офицера соседнего кавалерийского полка и какой-то бритый штатский господин с кавказской тросточкой.

- Казак Коршак, - сказал есаул, - этот господин из полиции.

Господин ласково поклонился Коршакову:

- Я должен обыскать вас, снимите черкеску, сапоги, шапку.

Денис разделся. Спиридона резанул по сердцу треск отрываемой подкладки, ждал - вот сейчас зашуршат ассигнации или покатятся золотые червонцы. Но сыщик ничего не обнаружил.

- Вам знакомо это письмо? - показал он Денису мелко исписанный листок.

- Да, письмо от станичного учителя... По какому праву вы обыскиваете меня и залезли в мой сундук?

- Вот приказ обер-прокурора. Ваш учитель приговорен к повешению. Теперь занимаемся учениками. Где храните литературу?

- Какую?

- Не валяйте дурака. Где книги?

- В сундуке.

- Видел: "Королева Марго", "Обломов" и прочее. Я спрашиваю, где изволите держать господина Карла Маркса сочинения? Из письма вашего учителя явствует, что таковые вам посылались.

- Не получал.

- Где ваше седло?

У Спиридона захватило дух - мало ли что! Стоя в полутьме, сзади сыщика, он мигнул Денису на свое седло. Денис снял с крюка и поднес к дверям, к свету седло Спиридона. Сыщик внимательно осмотрел подушки, потники, торока. Ничего.

Субалтерн-офицеры, молоденькие, розовощекие, с усмешкой смотрели на сыщика - они были понятыми и, как все военные, недолюбливали полицию. Есаул, заботящийся о чести полка, откровенно позевывал. Наконец Денис и Спиридон остались в конюшне одни.

- Что у тебя в тороках? - задыхаясь, спросил Спиридон.

- Книга...

- Дай сюда! - хорунжий взял книгу, подержал ее на расстоянии, как змею, и утопил в яме с навозной жижей, под дощатым настилом. Спросил:

- Против... царя?

- Нет, - не признался Денис. - Против богатых. Не Маркса. Господина Плеханова сочинение.

Хорунжий был потрясен. Денис, добрый малый, честный товарищ, с которым в детстве ходили за подснежниками, дрались с кубековцами, разоряли гнезда сов и луней, пасли гусей и телят, христаславили, Денис, исправный по службе казак, имеющий трех коней, серебряное оружие, туго набитый кошелек, сын станичного богача скотовода, - Денис против богатых! Бешенство только теперь подкатило к глазам хорунжего. Он схватил плеть и всыпал бунтовщику пяток-другой горячих. Денис не пошевельнулся.

- Ты еще, чудом, не богоборец?

Денис молчал, побледнев.

- Смотри, Денис, голову оторву, если замечу какие книжонки, не попадайся!

- Не попадусь... Спасибо, Спиридон Васильевич, век не забуду, - Денис впервые назвал друга детства по отчеству.

- Ставь полуштоф! - приказал командир. По дороге спросил: - В тюрьму могли посадить?

- В каторгу сослали бы, могли и повесить. Наума Абрамовича повесили.

- Тогда четверть спирта, - уточнил свое вознаграждение хорунжий.

С тех пор жилось Денису неуютно - был человек, владеющий его тайной. В глубине сознания он хотел бы, чтобы Спиридон погиб, исчез. Он часто угощал командира вином. Спиридон стыдился этого, но какой казак откажется от чарки!

Немало табаку пожгли казаки в караулах у полкового штандарта. И вот служить им осталось считанные дни.

Шел тысяча девятьсот десятый год.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное