Читаем Молоко волчицы полностью

Летом пришло время. Петр позвал бабку Киенчиху. Роды прошли легко. Двойня - мальчик и девочка. Петра поздравляли. Он будто невзначай глянул на детей и больше не интересовался - Есаулова порода. К жене не подходил, воды не подал, хоть видел, как поблекли и скрутились от жгучей жажды ее губы. Она молчала. Не думала ни о прошлом, ни о будущем, теряла красоту, потому что лицо ее было красиво только в радости, а в скорби тускнело. Глеб временами промелькнет в сознании - девочка Тоня вылитый его портрет, а сын Антон похож на Синенкиных.

Глеб в это время был далеко. Еще ранней весной, когда у волчиц вымотались сосцы, а балки чуть засинели первыми скрипками-синичками, призвали молодых казаков на цареву службу. Отгуляли на проводах, перекинули на седла торока, отслужили молебен, атаман напомнил молодцам о славе предков, о казачьих косточках в чужедальних краях, и вот уже сотня тронулась, и далеко на курганах гаснет песня.

Оставляем, братцы, мы станицу

У Подкумка у реки.

На турецкую границу

Служить едут казаки...

Однако Глеб попал не на границу, а на конный завод в ремонтеры*. Пас, лечил и объезжал коней. Много ездил со своей командой в причерноморских степях, бывал за Волгой, перегонял косяки конские за тысячи верст. Под конец службы ему нашили урядника.

_______________

* Р е м о н т - пополнение убыли лошадей в войсках,

р е м о н т е р ы - лица, занимающиеся ремонтом (франц.).

Звездные ночи, костры. Табуны и травы.

Тоска по станице и хозяйству.

Поднимался Глеб и на службе раньше других - и за это его любили командиры, и ложился позже - стирает, штопает, мастерит. У других казаков - винтовка да конь, а у него три коня, фургон, а в том фургоне и таганок, и тазик медный походный, и даже каталка одежду гладить. Спиртное и табачное довольствие получал деньгами, занимался мелкой торговлишкой, и его в шутку называли маркитантом*, мог он и среди ночи достать вино, прирабатывал и тем, что часто за товарищей нес службу у лошадей. Раза четыре в году отписывал домой про свое житье-бытье, просил мать беречь быков и не переводить помидорный огород на лимане, братьям передавал поклон и кланялся "всей улице".

_______________

* М а р к и т а н т - мелкий торговец, сопровождавший в прежние

времена армию в походе (итал.).

Прасковья Харитоновна угадывала в письмах тоску сына по станице, писала ему ласково, с присказками, сообщала, что жена Глотова родила до срока - от венца, и что дети здоровые, что помидоры, "будь они неладны", сохраняет, Спиридон уже вселился в свою хату, и есть уже невеста, а Михея почти не видно - стал он егерем казенных лесов с Игнатом Гетманцевым, а Сашку Синенкина месяц держали в каталажке за какие-то сборища, а Дениска Коршаков уехал в город Ростов и насовсем стал мастеровым...

Через два года казак вернулся домой.

Со службы привел коней, фургон, сундук барахла.

Сам одет в тонкий бешмет, сапоги хромовые и шапку азиатского золотистого каракуля. Никто не узнал, что часто по ночам стирал казак офицерские исподники, а то и дамское белье за деньги, зато каждый видит, что вернулся казак с похода богатеньким. На загорелом суховатом лице черные усы, станом и выправкой казак благородный, газыри на черкеске серебряные. Только одно огорчало его - катастрофически белели виски, пробивалась ранняя седина, и Глеб иногда замазывал ее сажей.

При встрече Прасковья Харитоновна с удовольствием уколола сына Мария Глотова живет хорошо, и с себя стала лучше, полнее, проворонил сынок жар-птицу, вот вернулся бы, а семья уже готова. Но ему пока не до семьи. В его отсутствие хозяйство захирело, корова осталась одна, овец меньше, огород зарос лопухами да крапивой, сад, правда, ухожен, а быков братья почему-то продали, и денег тех не видно.

И сразу же Глеб взялся за все работы, за все промыслы, даже вершу на ночь в речку поставить не забывал: ночь-то спишь, а утром, глядь, и рыбка на завтрак поспела. Хоть и поздно было, но посадил на яйца трех квочек, а яйца взял и куриные, и индюшиные, и утиные. Подсолнухи и кукуруза давно взошли и кустились, но Глеб посеял их тоже. Люди смеялись: к рождеству вырастут. Потом смеяться перестали.

Осенью Глеб скосил сочный зеленый корм скотине, и Есауловы опять торговали молоком и сливками.

Марию не видел долго. Только раз показалось или померещилось, что на речке из зарослей ивняка, с девчачьего места, глядели на него пушистые серые глаза. Он купал коней. От волнения пресеклась нить дыхания. Пойти к ивняку сразу не посмел, а когда решился, то на месте глаз только вздрагивали желтые, в серебристых листочках веточки. Вернувшись к коням, долго сидел у сине-белой шумящей воды, как подбитый кулик, и открыл страшную правду: Марию он не разлюбил и жить с другой не сможет. И приходили в голову разные мысли - вот Петр бы помер или бы уехал и пропал, а то, бывает, виноделов режут за тугие кошельки...

Гремящая вода остудила его черную со снежком на висках голову. А кони напомнили о делах.

Круговорот времен совершался.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное