Молоко волчицы

Белый комендант занял люкс в "Гранд-отеле", свез туда половину курортной библиотеки, запасся винами, толковым поваром и искал хорошее общество. В станице он встретил знакомого Александра Синенкина. Арбелин принадлежал к тому типу людей, о которых сказано, что их сгубило салонное остроумие. Его конек - фраза. Похлебывая из тонкого бокала, в мерцании свечей и золотых корешков книг, князь просвещал станичных собеседников. Кроме Александра, к нему приходили по вечерам новоиспеченный директор курортов, несколько медиков, имеющих частные лечебницы, две-три дамы сомнительной репутации, занесенные сюда ветром войны.

- Господа! Главное: происхождение. Вот и наш уважаемый агроном Александр Федорович утверждает, что все дело в корне. Однажды мы с ним оказались в чужом городе и изучали по книгам древнейшее дно моря, некогда плескавшееся на месте Кавказа. Мы "штурмовали" с ним белые твердыни Эльбруса, "разыскивали" в старых моренах стоянки первых людей и пришли к выводу, что Кавказ - легендарная, оставшаяся лишь в преданиях родина, праколыбель человечества.

Поскольку это был главный постулат новой теории князя, тут станичный философ возбуждался, начинал ходить по яркому ковру, поднимая палец к голове.

- Я допускаю, что цветные расы действительно произошли от обезьяны. Что касается меня и, вероятно, вас, господа, то мы произошли не от обезьяны, а от белого бого-человека, прилетевшего из глубин Вселенной. Богочеловек поселился, естественно, на горах, дал начало горному человеку-гиганту, от которого пошел европейский мир, германцы, отслоившие от себя франков, саксов, бриттов, скандинавов.

Арбелин старался говорить красочно, воздействуя на слушателей своего салона.

- Господа, ясно, как день, нет никакого бога, иначе бы он вмешался в богомерзкие людские дела...

- Но позвольте, ведь хорошо известно из Писания, что господь отрекся от людей и миром правит сатана, - возражали ему.

- Нет, не было и не будет никакого бога, - утверждал Арбелин, радуясь тому, что скажет дальше. - Но, господа, тот, кто отрицает бога, выбивает у людей, идущих в кромешном мраке, последнюю свечу!

С этим были согласны все.

Гости князя с удовольствием поглощали баранину, паштеты и фрикассе, временами поддакивая из вежливости. Они заметили, что к своим обязанностям комендант нескольких городов и станиц относился спустя рукава, и решили, что князь посчитал дело очищения России от большевизма уже решенным, телеграф приносил вести о беспримерном победоносном движении казачьего войска на север. Но князь и телеграммы просматривал вполглаза. Он спешил высказаться, прослыть гением салонным.

- Возьмите жизнь горца, аборигена Кавказа. Сложенная из каменьев сакля, очажный дым из-под котла, привешенного на цепях, выходит через дыру в крыше. Тут же дети, животные, оружие. Ложе - охапка сена. Случается, что тут же и конь, главная радость, нескончаемое богатство горца. Да, женщина у них угнетена. С неприступных круч носит она на себе вязанки дров, возделывает клочки земли, вручную мелет зерно, одевает и кормит всю семью. Горец стыдится сказать ей ласковое слово даже наедине, а она не может лечь спать раньше, чем вернется муж.

- Какие варвары! - томно лепечет дама полусвета, кокетничая сама с собой.

Казалось, князь ждал этого замечания. С победоносным видом обращается он теперь к даме:

- На Кавказе нет ни прокуроров, ни адвокатов, ни демократии. Здесь все решает клинок и могучий инстинкт здоровья расы. Здесь представления о чести и морали просты, как грани кинжала, который носят все. И режут им не только баранов и обидчиков. Мораль горца не наслаждение, а свобода. Европеец не может соединиться с любимой, переживает, говорит монологи, посматривая, слушают ли его, и в конце концов женится на другой - и доволен. Горец в таком случае ставит кинжал на землю и падает грудью на острие.

- Да, это гордый народ, - вставляет директор курортов.

- Одна горянка при людях назвала своего сына лентяем и трусом. Он тут же закололся - от обиды и признания собственной непригодности. Другой не мог перестать пить шайтан-воду. Понимая, что жизнь пьяницы уже наполовину смерть, он, трезвый, вышел к мечети и закричал: "Мой желудок не может жить без водки - пусть он покушает еще и железа!" - и кинжал, вонзенный в живот, вышел со спины. Некий горец взял третью жену. Она утопила его сына от первой жены. Весь аул подошел к сакле джигита. Ждали правосудия, по шариату. Горец вывел преступницу. Надо сказать, он любил ее страстно и не хотел убивать. Он смотрел в глаза стариков - смерть, женщин и детей - еще беспощаднее - смерть. Удар - и толпа разошлась.

- Вы говорите о жизни со слов смерти, - пролепетала дама.

- Жизнь без войны - гнилое болото, плодящее гадов.

- Нет уж, позвольте, князь, - иронически поклонился директор курортов, - это пещерная категория. Война - парад смерти.