Митька, Иван, Глухов знали станичное предание - только не Игнат, а Глеб сосал полуволчицу, и собаки его понимали. Да и сам Митька однажды притворился животным - бычок-двухлеток с ревом пошел на него, опустив рога для удара, отступать Митьке было некуда, в загоне, и он, поставив пальцами рога, заревел тоже и пошел на бычка, тот остановился, а Митька успел перемахнуть через плетень. "Чистый бугай!" - смеялись тогда Доярки.
Интендант продрог, ему дали араки, он выпил и стал добродушным. Майор не любил гестапо и полевую жандармерию, сумел скрыть, что в его жилах одна восьмая семитской крови - прабабка дрезденская еврейка, считал, что карать надо воров, коммунистов и евреев, а русские будут неплохими работниками в баронских мызах и поместьях, которые фюрер обещал своим легионерам. В молодости майор собирался стать судьей в родном силезском городке, судьба распорядилась иначе, но он продолжал считать себя превосходным криминалистом.
В два счета он установил, что рабочие не причастны к отравлению ведь именно он нашел в свинарнике трубку с именем Гетманцева на чубуке, чем лишний раз доказал превосходство арийского духа над неарийским.
Добродушие его улетучилось, когда атаман сказал, что убийца офицера гестапо и отравитель скота - одно лицо.
- Найти и повесить хотя бы его семья!
- У него нет семьи, - ответил Спиридон, с волнением поглядывая на многочисленный отряд немецких солдат - тигр в оленьем стаде.
- Вещать знакомых, кунаков, соседи!
- Какие у него знакомые - жил в лесу, молился колесу, дружбу водил с волками, прокусывал людям шеи...
- Безобразие, - возмущался майор, радуясь литературной находке. - Это надо писать большой книга! Головорез, джигит, абрек! - с трудом выговаривал он слова старокавказских времен, майор был грамотным. - А кто есть твой отец-молодец? - подозрительно обратился он к Митьке, у которого зуб на зуб не попадал.
- Отец у него хороший - кулак! - ответил Глухов, пировавший в прошедший вечер у Глеба в доме.
- Кулак - это хорошо, - сказал немец. - Кулак много работает на себя.
Майор приказал пригнать коров с дальней фермы, к вечеру прибудут машины-рефрижераторы и мясники.
- А то нам опять свиней подсунут! - щегольнул майор знанием непереводимого выражения. - Будем вести следствие, никому не уходить. Будьте любезны!
Солдаты сели на машину, майор забрался в кабинку. Спиридон только полюбовался оружием и выправкой солдат - олень в тигровой стае. Атаман тоже было полез в кузов.
- Нет, нет, вы смотреть за порядок! - сказал ему майор.
- Останься, Алексей, боюсь я Игната, - попросил Спиридон.
Немцы укатили в станицу. Снег полепил гуще, начинался буран.
- Где завтракать будем? - трусовато спросил погрустневший атаман. Есть тут надежные люди?
- Есть, давай тут.
- Что это за баба? - покосился атаман на Любу.
- Свинарка, станичница, самый смак, а годов ей немало.
- Вы меня потом оставьте с ней на часок, - бубнил атаман.
- Сделаем, Силантьевич, наше дело служивое.
Расположились в каморке свинарки. Послали Любу за аракой и провизией. Растопили печку. В окно заглядывали черные псы.
- Спиридон, что ты за человек? - спросил Глухов, внимательно глядя на председателя. - Самый ты белый был, а теперь я тебя не разберу.
- Ты к чему это, Силантьевич? - мирно гутарит Спиридон, кидая поленья в огонь.
- А к тому, как Игнашку к царю в клетке возили! Это ведь про твоего братца Глеба говорили. Для чего ты так ловко брехал майору?
- Гнев первый утишал, я сам не пойму, как он собак обошел?
- На следствии ответите, как! А вот где он мог достать столько яда? Глухов вытащил парабеллум.
- Они леса опрыскивали, - Иван загородил побледневшего Митьку.
- А мне известно, что колхозу...
Глухов сидел спиной к окну. Спиридон удивленно, с испугом глянул на окно, будто увидел там нечто ужасное, и Глухов инстинктивно повернулся туда же - что там? И Спиридон выстрелил. Никогда не знаешь, есть или нет оружие у казака. Сгодился браунинг-кастет.
- Митя, Ваня, в ружье! - подал команду Спиридон. - Иван, беги к бабам - пусть незамедлительно идут сюда, уходить будем. Дмитрий, езжай за "максимом" - одна нога тут, другая там!
Снег лепил, как на пропасть, в пояс.
Вернулся Иван с Любой Марковой и Нюсей Есауловой.
- Ленка побегла в станицу - у подруг спрячется, а тетка Фолька сказала, в яме, в картошке, отсидится.
- Вот дура! - ругнулся Спиридон. - Что это ей, Советская власть, что ли, - в яме отсижусь! Беги еще раз, тащи силком, а хату, скотину, сундук пусть бросит. Не то потеряли - Ваську! Или, стой - пусть догоняет нас, а ты дуй в станицу, бери рыжую, боюсь - возьмут девку, горяча, а ей цепы нет, догоняйте по речке Татарке, через Бекетов яр.
- Какую девку? - подмыло Любу ревностью.
- Есть тут одна, дочка моя, рыжая.
- Я не пойду, если будешь секреток своих брать! - уперлась Люба.
- Фолю же беру!
- То жена!
- А ты кто? Живо собирайся!
Подъехал Митька. Труп атамана положили на цинковые ящики с патронами. В ногах атамана пулемет. Сами шли пешком. По дороге тело сбросили в глухую расщелину - не скоро отыщут косточки!
На дальней ферме дед Исай таскал сено коровам.
- Пойдешь с нами, дедушка?
- Куды?