Молоко волчицы

Жители безбоязненно стояли у ворот, не скрывая радости на истомленных лицах. Разная мразь сматывала удочки - растерянно метались по дорогам эти людишки, потрясали жалкими бумажонками, мандатами Иуды. Солдаты грубо отталкивали их от машин, а от ворот гнали женщины и старики. Длинные гусеничные орудия, стремительно несущиеся пушки на резиновых колесах вконец оттерли с дороги предателей. Разумеется, крупные деятели бежали благополучно, но каждый до своей черты.

Стон и грохот плыли в это ясное январское утро.

Клубы дыма текли на запад, на запад, омрачая небо побежденных. Народ валил к юго-восточной окраине станицы, к спасенному мосту, где еще валялась каска убитого сапера.

Снег слепил глаза. Солнце гудело, как орган. Прошло не более получаса, как скрылся последний румын, и за рекой, на горе, старом казачьем пикете, показался всадник...

В бурке...

В алом, как знамя, башлыке...

Шапка...

На шапке - звезда!

Кинулись к нему матери, деды, ребятишки. Стащили с седла, целуют с ног до головы, плачут, на руках несут. Казачата ведут уже обряженного лентами коня, суют в шелковистые губы сахар, который сами не пробовали давно.

- Граждане, не все сразу, - шутит казак, пряча слезы, - которые помоложе, приходите вечерком...

- Сыночек! - обняла его помешанная женщина, - а говорили, что ты убитый! Сыночек, я и пирог, что ты любишь, испекла - пойдем домой...

Казак, чувствуя, что зарыдает сам, вырвался, вскочил в седло, злобно жиганул коня плетью - поскакал к новым хуторам и станицам с великой вестью.

Вторым въехал Колька Мирный - с орденом на гимнастерке, шинель, понятно, распахнута. Заголосила его мать, заплакала, худющая, как палка, Манька. Бравый вид казака пропал - лицо подростка сморщилось, хлынули слезы, задрожал подбородок...

С горы спускался стрелковый батальон. С песней, развернутым знаменем полка, в рваных стеганках, разбитых американских ботинках, в грязных бинтах. Но лица веселые, добрые, русские, хоть шагали в рядах и калмыки, и чуваши, и армяне, и узбеки. На спинах мешки, пулеметы, лопаты. Им выносили последние лепешки, кувшины с молоком. Они сами угощали солдатским пайком и приварком спасенных людей, расходились на постой солдаты, офицеры - все в одинаковой форме. Задымили бани, заиграли баяны.

У Синенкиных остановились пятеро. Мария и Анька стряпают, стирают и чинят солдатское белье, улыбаясь сквозь слезы. Они уцелели чудом - почти все заключенные сгорели в ямах с известью, осталась одна камера.

Песни и смех мешались с криками и причитаниями о погибших при оккупации.

В зимний, туманный день Мария пошла с колхозниками во двор строительной бригады, где временно расположилось правление - в бывшем правлении поселились люди. Ветер, голод, уныние. Сломанные конные грабли, ржавые бороны. Шлак и пепел в кузнечном горне. Ни щепки в плотницкой мастерской. В истории колхоза такое было впервые. Жена Якова Уланова привела тощую коровенку с множеством кругов на рогах. Дедушка Исай предложил своего ишака в пару корове - нужен же какой-то транспорт. Да ездить не на чем. Сорок бестарок немцы облили мазутом и подожгли. Линейку немецкого председателя колхоза Спиридона угнали атаманские прихвостни.

Ожесточенно курили старики самосад. Бабы собирали по дворам годную для жизни рухлядь. Иван Иванович Хмелев принес отцовский инструмент и три доски, снятые с кровати, начал мастерить верстак. Кузнец на деревянном протезе собрал ведро угля, раздувал горн, чтобы из разных железок изготовить клещи, молотки, зубила. В столовой Анька Синенкина варила на всех обед - кастрюлю овса. В конторке за бумагами и счетами сидел худой казачишка в линялой гимнастерке с орденами - председатель колхоза. Жалостливо смотрят на него казачки - председателя доедал рак.

Вдруг заревели коровы, зашелестели сотни ног по снежным кочкам. Несметное по тому времени стадо входило в ворота, цепляясь рогами и теснясь. Кожа да кости, спины в шишках - червивые. Потом вороны выклюют белых червей из коровьих спин, клоками опадет грязная шерсть, дожди и солнце, сочные травы вычистят их до блеска.

Семеро смертельно уставших пастухов едут за стадом на конях - не то едут, не то спят в самодельных седлах. Исправно несут свою службу собаки, не давая коровам расходиться. Набежали люди, обступили героев. Председатель колхоза представился пастухам:

- Здравствуйте, Скрыпников Иван Филиппович, председатель.

- Полковник Есаулов, председатель колхоза тож. Принимай, Иван Филиппович, скотину...

Слез с коня и обнял заплакавшую Марию и сам подозрительно сморкался.

- Ну чего ты, вот он, твой Митька, чего ему, бугаю, делается!

Примчалось станичное начальство на хромом коне в санках. Откуда-то появился корреспондент, просил сотню снова сесть на коней и обвешаться оружием - фотографировать будет. Пришлось влезать на коней, хотя нет уже сил, а вороненая сталь, верная, безотказная, смертоносная, оружие это насточертело.