Молот Господень

Самым известным, разумеется, оказался доктор Миллар, чье открытие Кали изменило — и, возможно, еще должно было изменить — больше судеб, чем любое другое событие в человеческой истории. Хотя эти два человека уже участвовали в пяти-шести виртуальных дискуссиях, лично они еще не виделись. Сингх избегал встречи лицом к лицу. Ничего нового они друг другу не сказали бы, к тому же видно было, что астроном-любитель не смог справиться со своей внезапной славой. Он стал высокомерен, снисходителен и всегда называл Кали «мой астероид». Что ж, рано или поздно его собратья-марсиане должны были его окоротить. Такие вещи получались у них очень хорошо.

По сравнению со своими знаменитыми земными предшественниками Диснеймарс был крошечным, но как только вы оказывались внутри, это становилось незаметно. При помощи диорам и голографических проекций он показывал Марс таким, каким некогда его считали люди, или таким, о котором они мечтали и каким в один прекрасный день надеялись его увидеть. Некоторые критики ворчали, что Мозгоблок может создать точно такое же переживание, но это была откровенная ложь. Стоило только увидеть марсианского ребенка, гладящего кусок настоящего земного камня, чтобы оценить разницу.

Мартин был еще слишком мал, чтобы получить от этой поездки удовольствие, и его оставили на попечении последней модели домашнего робота Дорка[19]. Даже Мирелла еще не доросла до того, чтобы понимать все, что видит, но родители знали, что она никогда не забудет этого дня. Девочка визжала от восторга и ужаса, когда уэллсовские чудовища с щупальцами вылезли из своих цилиндров, и в благоговейном восторге наблюдала, как их ужасные треножники шагают по пустынным улицам странного, непонятного города — викторианского Лондона.

Прекрасная Дея Торис[20], принцесса Гелиума, ей очень понравилась, особенно когда ласково произнесла: «Добро пожаловать на Барсум, Мирелла». Однако Джон Картер из сценария был практически вычеркнут. Столь кровожадные персонажи явно представляли собой далеко не тот тип иммигрантов, приезд которых была настроена поощрять Марсианская торгово-промышленная палата. Мечи, подумать только! Если с ними не обращаться с величайшей осторожностью, то эти куски металла, выделанные со столь преступной безответственностью, могут причинить случайным прохожим серьезные травмы.

Еще Мирелла была зачарована причудливыми зверями, которыми Берроуз щедро населил марсианскую природу. Но один вопрос экзобиологии, который Эдгар Райс обошел довольно беспечно, ее озадачил.

— Мама, а меня из яйца высидели? — спросила она.

Шармейн засмеялась.

— И да и нет, — ответила она. — Но оно, конечно, было не такое, как то, что снесла Дея. Когда мы придем домой, я попрошу Библиотеку объяснить тебе разницу.

— А у них правда были такие машины, которые делали воздух, чтобы люди могли дышать на улице?

— Нет, но идея старика Берроуза оказалась правильной. Это именно то, что мы пытаемся сделать. Ты увидишь, когда мы пойдем в раздел Брэдбери.

«С гор спускалось нечто необычайное.

Это была машина, похожая на желто-зеленое насекомое, на богомола, она плавно рассекала холодный воздух, мерцая бесчисленными зелеными бриллиантами, сверкая фасеточными рубиновыми глазами. Шесть ног машины ступали по древнему шоссе с легкостью моросящего дождя, а со спины машины на Томаса глазами цвета расплавленного золота глядел марсианин, будто в колодец»[21].

Мирелла была заворожена, но и озадачена ночной встречей землянина и марсианина, каждый из которых был для другого фантастическим существом. Однажды она поймет, что это была мимолетная встреча двух эпох, разделенных пропастью времени. Она влюбилась в изящные песчаные корабли, скользящие над пустынями, огненных птиц, пылающих на холодном песке, золотых пауков, извергающих тончайшую паутину, лодки, скользящие по широким зеленым каналам как бронзовые цветки, и рыдала, когда хрустальные города рушились перед захватчиками с Земли.

«От Марса, которого никогда не было, Марсу, который будет», — гласила надпись у входа в последнюю галерею. Капитан Сингх не мог не улыбнуться этому «будет», типично марсианскому в своей самоуверенности. На старой усталой Земле было бы написано «может быть».

Последняя экспозиция оказалась, можно сказать, старомодной по своей простоте, но от того не менее эффектной. Они сидели почти в полной темноте у большого окна и смотрели вниз на море тумана, а позади них вставало далекое солнце.

— Долина Маринера, Лабиринт Ночи, современный вид, — сказал негромкий голос на фоне тихой музыки.