Молот и «Грушевое дерево». Убийства в Рэтклиффе

Такое же письмо было направлено судейским Уайтчепела. Если бы магистратов упрекнули в отсутствии сотрудничества, они бы стали энергично возражать, что это не так и что они в полной мере содействуют друг другу. Разве не каждый полицейский и сторож в Ист-Энде независимо от того, какому принадлежит приходу, ищет подозреваемых?! Разве они не информируют министра внутренних дел и друг друга о том, как идет расследование?! Разве магистраты Шэдуэлла не пригласили Хэрриота присутствовать на первом допросе Маррея, Олни и Маргарет Джуэлл?! Однако не такое сотрудничество могло бы дать настоящие результаты. Требовался централизованный контроль за всеми следственными действиями одним органом, включая использование объединенных сил, допросы подозреваемых и сохранение улик, а также система получения полной информации магистратом, ведущим следствие. Но это было выше понимания полицейских того времени и выше их организационных способностей.

Встреча состоялась в пятницу в середине дня, на следующий день после убийства, и проходила в атмосфере все возрастающего напряжения и волнения. Снаружи бесновалась рассерженная толпа. Охваченная первобытными чувствами, она могла поддаться внезапной панике, истерии, слепому желанию отомстить. Перед магистратами ясно вырисовывалась их ответственность: если в скором времени не найти убийц, люди начнут самостоятельно вооружаться – некоторые уже этим занялись, – и тогда никто не поручится за безопасность португальцев, немцев, ирландцев и других инородных общин. Толпа вполне способна сорвать на них свою ярость. Однако средства судейских по сравнению с их ответственностью были просто жалкими: восемь полицейских в Шэдуэлле, еще восемь в Уайтчепеле, пять в Вапинге и временно приданная команда сыщиков с Боу-стрит.

Для Хэрриота разъяренная толпа была, как ни странно, знакомой проблемой, испытанной опасностью. Он уже пережил нечто похожее и теперь испытывал душевный подъем оттого, что снова готовился сыграть ведущую роль. Тогда в Вапинге, в один октябрьский вечер, вскоре после создания речной полиции к ней приблизилась армия полудиких ирландских разносчиков угля, которых возмутило, что новый орган препятствует их мелкому воровству на Темзе. Кое-кого из их товарищей арестовали и допрашивали, и теперь остальные требовали, чтобы задержанных отпустили. Толпа атаковала дверь помещения, затем, вырыв из мостовой булыжники, разбила окна. «Я был единственным в участке человеком, кто нюхал порох среди накала страстей», – вспоминал в мемуарах Хэрриот. Бунт ширился, и казалось, участок будет захвачен. Один из городских купцов оставил свой пост и спрятался на чердаке. Другие, к возмущению Хэрриота, «благоразумно погрузились в лодку и уплыли по реке». Хэрриот тем временем дал приказ зарядить оружие. Это действие и приказ прицелиться «наэлектризовало меня, словно я помолодел». Толпе велели разойтись. Хэрриоту оказалось достаточно застрелить одного бунтовщика, чтобы остальные разбежались. Пусть убийцы Марров и Уильямсонов приходят на Олд-Грейвел-лейн, вооруженные саблями, молотами и стамесками, Хэрриот знал бы, как с ними обойтись, и не упустил бы своего шанса. Но к сожалению, это расследование требовало более тонких методов, и Хэрриот, несмотря на свой опыт, энтузиазм и мужество, оказался не более эффективным, чем магистраты из Вапинга и Уайтчепела, личности куда менее яркие.

Не сохранилось документов, свидетельствующих, как проходило обсуждение за закрытыми ставнями полицейского участка. Скорее всего записей тогда вообще не велось. Хэрриот не был чинушей и не цеплялся за канцелярщину. То совещание было первым и последним подобного рода, на этом координация кончилась. Приходы разошлись по домам и продолжали направлять в министерство внутренних дел каждый свои отчеты.

Хэрриот пишет кратко, как полагается человеку действия. Ему принадлежала честь собрать совещание по поводу новых зверских убийств, «на котором магистраты одобрили совместные эффективные меры, пути сотрудничества и общие действия». Но он ни словом не намекает, что это были за меры. Его уверенности в себе, благодаря которой он после убийства Марров потерял благоразумие и проявил излишнее рвение, несколько поубавилось. Теперь он производил впечатление рассерженного, разочарованного пожилого человека, который пытается найти решение чужих проблем, да и то лишь потому, что это дает возможность проверить собственные силы, и который стыдливо начинает сознавать, что проблемы эти ему не по зубам.