Молот и «Грушевое дерево». Убийства в Рэтклиффе

Однако где-то в вертикали власти смысл распоряжения был утерян. Возможно, приказ был доставлен во время дружеской рождественской вечеринки. Так что никто не понял и не потрудился выяснить, в чем цель опроса. Но один из давно работающих чиновников вспомнил, что такая информация уже поступала – не в тысяча ли восемьсот четвертом году? Стали проверять регистрационные книги, дата подтвердилась. Ответы должны были находиться в министерстве. Но Рождество – не тот день, чтобы копаться в реестрах документов семилетней давности. Гораздо разумнее взвалить работу на других и обязать клерков магистратов выслать копии. Следуя этой мысли, в семь муниципальных органов был разослан циркуляр, помеченный 25 декабря 1811 года со ссылкой на письмо от 19 ноября 1804 года. В циркуляре содержалось требование незамедлительно направить господину Райдеру для информации копию ответа на вышеупомянутое письмо. Получив это малопонятное и неизвестно для чего нужное распоряжение правительственного органа, магистраты разумно посчитали, что менее хлопотно подчиниться, чем спорить, и, порывшись у себя в бумагах, переписали каллиграфическим почерком адреса давно забытых сторожей, некоторые из которых наверняка уже умерли. И только когда на второй день Рождества стали приходить ответы, был спешно разослан второй циркуляр, в котором содержалось требование предоставить информацию на сегодняшний день. Оба письма подписал Беккетт, но второй циркуляр не отменял первый, и магистраты послушно отправляли два вида ответов – со свежими сведениями и семилетней давности. Хотя с точки зрения расследования убийств и то и другое было одинаково бессмысленно.

Чувствительная к настроению общественности «Лондон кроникл» посвятила в рождественский праздник наболевшему вопросу всю передовицу. Ее темой стала лондонская полиция. «Обстоятельства недавних убийств настоятельно требуют серьезного пересмотра системы, – писала газета. – Сторожей и констеблей нельзя винить как таковых. Они – жертвы системы, абсурдно несоответствующей требованиям большого города, где существуют все виды и типы человеческого порока и где зло предстает в самых разных формах и обличиях… Где даже преимущества развитого, цивилизованного общества способствуют разжиганию страстей. Где обитают существа, кому неизвестна мораль и кто никогда не знал Бога, кто не боится предстать перед вечностью, кто был воспитан по законам Каина, совершившего первое в мире убийство, и кто готов поднять на любого руку». Автор вспоминает: в 1792 году, когда были организованы полицейские суды с их мизерным штатом полицейских, «уже высказывались опасения, что полиция является вполне инквизиторским и вмешивающимся в личные дела органом, и расширение ее полномочий невозможно без ущемления свободы индивидуума». Теперь следовало идти на риск, и неотложно. «Дано ли человеку спокойно отходить по вечерам ко сну или в постели его будут мучить видения ночных убийц и кровавые образы?»

Многие лондонцы задавали подобные вопросы и давали на них вполне практичные ответы. Если их не способны защитить ни правительство, ни полицейские суды, придется защищаться самим. Общество успело проникнуться страхом, вызванным убийством Уильямсонов, и мужчины принялись вооружаться: шпагами, пистолетами, абордажными саблями, всем, что попадало под руку. Это была спонтанная реакция в традиции не знавшей полиции Англии, где в трудные времена рассчитывали только на себя и не ждали ниоткуда помощи. Уже существовало около пятисот добровольных союзов для совместной защиты, моделью которым послужил тот, что был образован в Барнете в 1784 году. Нанималось несколько полицейских, которые патрулировали район, чтобы прогнать грабителей в другие места. Вот характерное объявление на дверях лондонских храмов и трактиров: