К ним подошел кузнец в сопровождении всех жрецов Пути. Позади них были Гудмунд и старшие шкиперы.
– Мы принесли твой знак, – сказал Торвин.
Он показал амулет на серебряной цепочке. Шеф с интересом присмотрелся к палочке с пятью перекладинами, поочередно направленными вправо и влево.
– Что это?
– Это kraki, – ответил Торвин. – Лестница-палка, знак Рига.
– Я слышал это имя, но не знаю такого бога.
– Узнаешь, – пообещал Торвин. – Тебе растолкуют. Тебя не посещал ни Тор, ни Локи, ни другие боги. Только Риг.
Шеф оглядел многочисленное собрание. Альфред, Торвин, Ингульф, Хунд. Некоторые отсутствовали. Не было Бранда, и Шеф до сих пор не знал, пошел ли тот на поправку. Не было его матери Трит. Захочет ли она снова увидеть его?
Но чаще его мысли занимала Годива. После боя катапультисты принесли ему труп единоутробного брата, сына его матери, мужа Годивы. Вдвоем они долго смотрели на посиневшее лицо и сломанную шею, силясь найти в воспоминаниях детства что-нибудь светлое, способное изгнать ненависть. Шефу пришли на память слова из старой Торвиновой саги, произнесенные героем над телом брата, павшего от его руки:
Но он не сказал ни слова. Решил забыть. Он надеялся, что и Годива со временем забудет. Поблекнет память о том, как он сначала спас ее, затем покинул, затем использовал. Теперь, когда отпала нужда в постоянном плетении замыслов и решительных действиях, ему показалось, что он любит Годиву той же любовью, какую испытывал до похищения из лагеря Ивара. Но что это за любовь, если ее нельзя признать раньше времени?
Шеф перевел взор с друзей на пленных, которые продолжали переходить на корабли с угрюмыми, ненавидящими лицами, и подумал об униженном Карле, о взбешенном папе Николае, о Змеином Глазе, засевшем на севере и полном решимости отомстить за брата. Потом еще раз взглянул на серебряный амулет.
– Лестница-палка, – повторил он. – Нелегко же на ней удержаться.
– Нужно взбираться на одну перекладину зараз, – ответил Торвин.
– Трудно подняться, трудно устоять, трудно достичь самого верха. Но есть перекладинки, чтобы ухватиться. Одна против другой. Это очень похоже на крест.
Торвин нахмурился:
– Рига знали за века до креста, и знак не менялся.
Впервые за много дней Шеф улыбнулся.
– Мне нравится твой знак, Торвин, – сказал он. – Я буду его носить.
Он надел на шею амулет Пути, повернулся и посмотрел на туманное море.
Боль отступила, и развязался какой-то узел внутри.
В его душе впервые в жизни установился мир.