Молот Люцифера

— Я тоже. Но попытайтесь это объяснить Харди. Карты показывают, что здесь хорошее место, чтобы установить наблюдательный пункт. Когда видимость окажется большей, чем хотя бы на пятьдесят ярдов, это мнение будет правильным, но сейчас то, чем я занимаюсь — напрасная трата времени и сил. Человеческих сил и энергии.

— У нас большой запас человеческих сил и энергии, — сказала Маурин. Она осторожно села на ящик, прислонилась спиной к твердой поверхности обломка скалы. Тонкое полотнище пластика между спиной и поверхностью камня было мокрым от сконденсировавшейся на пластике влаги.

— Вам следует как-то утеплить здесь, построить что-то более солидное, — сказала Маурин. Провела пальцем по мокрому пластику.

— Все будет сделано в подходящее время, — Гарви было весьма не по себе. Он постоял в центре убежища, потом перешагнул через надувной матрац и сел на свой спальный мешок.

— Вы считаете, что Эл дурак, — сказала Маурин.

— Нет. Нет, этого я не говорил, — серьезно ответил Гарви. — Наверное, находясь здесь, я могу принести определенную пользу. Даже, если группа налетчиков пройдет мимо меня, в их тылу окажется вооруженный человек, то есть я. Кроме того, я смогу предупредить людей, там, внизу, что тоже не пустяк. Нет, я не считаю, что Харди дурак. И, как вы сказали, у нас большой запас человеческих сил и энергии.

— Слишком большой, — сказала Маурин. — Слишком много людей. А пищи слишком мало, — ей показалось, что сухой в обращении, забывший улыбку мужчина, сидящий на спальном мешке, ей незнаком. Он не тот, что рассказывал о Галактических империях. Он не спрашивал, зачем она пришла сюда. Это не был мужчина с которым она спала. Она не знала, кто это, сидящий перед ней. Он несколько походил на Джорджа. Вид у него был уверенный. Свою винтовку он прислонил к столбу — так, чтобы она была под рукой. По бокам карманов его куртки были нашиты петельки — для патронов.

Во всем этом мире сейчас два человека, с которыми я спала — и оба они чужие. И Джордж, если честно, не в счет. То, что тобою сделано в пятнадцать лет — не в счет. Торопливое, яростное совокупление на склоне холма, не очень далеко отсюда, и оба мы были так напуганы происшедшим, что вслух — ни он, ни я — никогда не говорили об этом. И потом мы бывали вместе, но вели себя так, будто того, первого раза, никогда не было. Это не в счет.

Джордж, этот мужчина, этот незнакомый чужак. Оба чужие. Остальные умерли. Джонни Бейкер наверняка мертв. Мой бывший муж — тоже. И… Перечень был не слишком велик. Люди, которых она любила — в течении года, в течении недели… Даже в течении одной единственной ночи. Их было немного, и все они во время Падения Молота должны были находится в Вашингтоне. Все они умерли.

Некоторые люди тверды в испытаниях. Сильны в критической ситуации. Таков Гарви Рэнделл. Я думала, что и я такая. Теперь я знаю себя лучше.

— Гарви, я боюсь. — (Зачем я это сказала?)

Она ожидала, что он скажет что-нибудь успокаивающее. Что-нибудь утешительное — так поступил бы Джордж. Пусть эти слова были бы ложью, но…

Но Маурин никак не ожидала взрыва истерического хохота. Гарви Рэнделл захлебывался, всхлипывал, смеялся как сумасшедший.

— Вы боитесь! — он задохнулся. — Господи Боже в небесах, вы же не видели ничего, от чего бы вам следовало быть испуганной! — Он уже кричал — кричал на нее: — Вы знаете, что творится за пределами этого вашего замкнутого мирка?! Вы не можете этого знать! Вы не были там, вы все время оставались на равнине! — Было видно, что Гарви старается овладеть собой. Маурин изумленно наблюдала, как он постепенно осилил себя, снова стал сух и спокоен. Смех умолк. И чужак уже снова сидел, будто и не сдвигался с места. Трудно поверить. — Извините, — сказал он. Традиционное, расхожее слово, но сказано оно было отнюдь не небрежно. Сказано было так, будто Гарви искренне просил прощения.

Маурин уставилась на него в ужасе:

— Вы — тоже? Все это только наигранное? Все это мужское хладнокровие, это…

— А чего вы ждали? — спросил Гарви. — Что еще остается мне? И я на самом деле прошу у вас прощения. Эта моя слабость, которую я себе позволил, еще не означает…

— Все хорошо.

— Нет, не все хорошо, — сказал Гарви. — Единственный, черт возьми, шанс, который у нас есть, который есть у нас всех, состоит в том, что мы будем продолжать действовать рационально. И когда один из нас ломается, это означает, что остальным придется тяжелее. Вот за что я прошу извинить меня. Такое находит на меня слишком редко. Но находит, увы! Я научился переживать эти приступы. Но мне не следовало позволять вам видеть это. Вам от этого легче не станет…

— Но это необходимо, — сказала Маурин. — Иногда вам необходимо… необходимо высказать кому-нибудь то, что у вас на душе, — она молча посидела мгновение, слушая шум дождя и ветра и раскаты грома, перекатывающиеся в горах. — Давайте мы… Это будет как обмен, что-ли, — сказала Маурин. — Вы откровенно высказались мне, я буду откровенна с вами.

— Умно ли это? — спросил Гарви. — Видите ли, в последнее время мне постоянно вспоминается как мы встретились здесь, на этом гребне.