Глава II. Стандартная сцена погони по крышам с говорящими мечами и ниндзя
Позвольте представить вас моему мечу.
– Джек, это мои знакомые чуваки.
– Чуваки, это мой меч Джек.
На самом-то деле его зовут Сумарбрандер, то есть Меч Лета. Но он предпочел имя Джек, на что имеет кое-какие причины. В основном он предпочитает дремать, вися у меня на шее в виде маленького кулона, на котором начертана руна Фрея, которая называется Феху:
Едва же мне требуется его помощь, он оживает, и я оказываюсь вооружен обоюдоострым клинком в тридцать дюймов длиной, полотно которого из костяной стали покрыто рунами. Едва Джек принимается говорить, руны начинают пульсировать разными цветами. Порой я сражаюсь, держа Джека в руках, а порой он воюет с противниками, летая сам по себе и горланя раздражающую попсу. Вот такой у меня волшебный боевой друг.
Вихрем пересекая Ньюбери-стрит, я сдернул кулон с цепочки.
– Ну, что еще там такое? Кого убиваем? – осведомился еще сонным голосом меч, мигая всеми своими рунами.
Джек утверждает, будто в виде кулона напрочь не слышит, что творится вокруг, ибо дремлет в наушниках. Поверил я ему, как же. Нет у него наушников. Да и ушей, впрочем, тоже.
– Гонимся за убийцей, – бросил на бегу я. – Убил козла.
– Ясное дело, – вяло отреагировал Джек. – Ничего нового. Ничего нового.
Я взлетел по стене здания Пирсон Паблишинг. Два месяца напряженной шлифовки эйнхериевских возможностей принесли весьма ощутимые результаты, и мне удалось без труда, одним лишь прыжком достигнуть откоса окна тремя этажами выше главного входа. Никаких проблем, а я ведь еще в одной руке сжимал меч. Так, концентрируя внутреннюю энергию, я и перемещался по беломраморному фасаду, пока мы с Джеком не оказались на крыше.
Едва запрыгнув туда, я заметил на дальнем ее конце несущееся между трубами черное двуногое существо в шлеме. Обличье вполне себе человеческое, что сразу же отметало версию об убийстве козла козлом. С другой стороны, я достаточно навидался разного в Девяти Мирах и меня было трудно сбить с толку человеческим обликом. Убийца мог оказаться как человеком, так, например, и эльфом, или гномом, или маленьким великаном и даже (о, только б не это!) каким-нибудь агрессивным богом с топориками.
Прежде чем мне удалось донестись до труб, противник мой сиганул на крышу соседнего здания. Плевое дело, если бы эти дома примыкали один к другому. Но их разделяло пространство в пятьдесят футов с автомобильной стоянкой внизу. Казалось бы, что стоило этому типу ради элементарных приличий ухнуть в пролет, переломав себе кости? Но нет, его ноги спокойно себе достигли гудронового покрытия крыши, и он ринулся по ней дальше, затем перепрыгнул через Ньюбери-стрит и угнездился на шпиле Церкви Завета.
– Вот урод! – в сердцах процедил я сквозь зубы.
– Почем ты знаешь, что это мужик, а не женщина? – тут же полюбопытствовал Джек.
Реплика, должен признать, не менее острая, чем он сам. И впрямь, поди-ка определи гендерную принадлежность убийцы, если черное одеяние на нем свободно болтается, на голове нахлобучен железный шлем, а лицо и шея скрыты за кольчужным забралом. Но я, пока суд да дело, старался думать о нем в мужском роде. Видимо, это сильнее во мне разжигало ярость.
Попятившись, я разбежался и прыгнул по направлению к церкви. Очень рад был бы вам сообщить, что, точнехонько приземлившись на шпиль, защелкнул наручники на запястьях убийцы, объявил, что он арестован за варварское убийство животного, и зачитал права. Однако в действительности…
Окна церкви Святого Завета славятся превосходными витражами, которые в 1890-х годах изготовила фирма «Тиффани». До моего прыжка они больше ста лет стояли целехонькие. А теперь – мой косяк! – в левом окне наверху образовалась солидная трещина.
Я ударился о пологую крышу церкви и, цепляясь свободной рукой за водосток, повис в воздухе. Пальцы мои кололо словно иголками, а ноги болтались в воздухе, ударяясь в прекрасный витраж окна, на котором художник изобразил Младенца Иисуса. Но, как немедленно выяснилось, балансируя экстремально на крыше, я спас себе жизнь. Не случись мне в определенный момент извернуться, удерживая равновесие, и прилетевший сверху топор точнехонько вскрыл бы мою грудную клетку.
– Эй! – возопил я свирепо, когда острое лезвие сбрило пуговицы с моей джинсовой куртки.
Вот уж такой я. Всегда возмущаюсь, когда кто-нибудь хочет меня убить. В Вальгалле-то мы, эйнхерии, почем зря убиваем друг друга днем, чтобы к вечеру полностью восстановиться. Но вне Вальгаллы я уязвим не меньше, чем любой смертный. Срази меня кто-нибудь в Бостоне, и мне уж точно конец.