Молот Тора

– Болотная Гидра все более онемечивалась и офранцуживалась. Самодержцы усердно женились на немках, дворянство и бюрократия пополнялись разного рода иноземцами, иногда бродягами и проходимцами, а русская армия встревала во все крупные европейские войны. Дошло до того, что доблестный генерал Ермолов однажды в сердцах попросил государя «произвести его в немцы»… К тому же, подозреваю, Петр своей властной и жесткой мужественностью, которой так не хватало Бердяеву, настолько утомил Россию, что она после него в течении почти столетия себя одними женщинами разумела. Век императриц начался. Две из них мужей не имели и блудили в собственное удовольствие. Третья мужа быстро угробила и блуд свой возвела в своего рода государственное учреждение, потому как ее любовники – виноват, фавориты – заменили собой и государственные коллегии, и дворцовые канцелярии, и верховное главнокомандование. Чего стоит один Григорий Потемкин, многих наших венчанных правителей превзошедший своими политическими и управленческими талантами. Знала матушка Екатерина, с кем ложе делить. Этого у нее не отнимешь… Сама же Великодержавная Блудница, на спине Германского Зверя воссевшая, по образному выражению Ключевского – лучшего нашего исторического портретиста, – «была вся созданием рассудка без всякого участия сердца», являла собой «не то византийскую, не то буддийскую куклу самодержавия, увешанную пестрыми церковными и политическими титулами»… От этой безусловно Великой, но Куклы, ничего путного произойти не могло. Сынка своего, Павла якобы Петровича, она сама в грош не ставила. И его, курносого Павлика, вскормленные Матушкой разумники вскорости пристукнули и придушили. Внук Матушки, Александр Павлович, в этом убийстве участвовал и своим участием до смерти был напуган. Полагаю, что у него с годами развился комплекс отцеубийства. И мстил ему сам Аполлон. Призрак отца убиенного заставил его бежать в Таганрог, где он странно и преждевременно умер… Брату его, Николаю Первому Павловичу, от Стреловержца тоже досталось: вначале – восстание декабристов, а под конец – позорная Крымская война. И смерть также загадочная, похожая на самоубийство… О злосчастном сыне его, Александре Втором Николаевиче, стоит ли напоминать? Всю жизнь разрывался между желанием реформировать Плоть великой России и ужасом перед этими реформами. И вот результат – его самого на куски разорвали на Екатерининском канале… Его сын, Александр Третий, казалось бы, являл собой исключение из череды преследуемых: крепким и твердым в решениях был человеком. Но сына родил никудышного, чучело огородное, порченного мальчика, по моим подсчетам, с одной сто двадцать восьмой русской крови. Глупая немка им, алкоголиком, управляла под диктовку хлыста Распутина.

– Ай-ай-ай, дорогой профессор! – подал голос Ведущий. – Не страшно вам, верующему человеку, так отзываться о святых людях? Ведь, если мне память не изменяет, Русская Православная Церковь и Николая, и супругу его лет десять назад канонизировала!

Сенявин ничуть не растерялся. Огладив бороду и грустно усмехнувшись, он возразил:

– Во-первых, дорогой Александр, «чучелом огородным» и «мертвецом в живой обстановке» Николая назвал все тот же Ключевский. А ваш тезка, государь император Александр Третий Александрович, указывая на своего отпрыска, как-то заявил, что его жена, Датская Дагмар, дескать, породу испортила… И потом, господин ведущий, позвольте заметить, что Николай Второй церковью нашей страстотерпцем был поименован. Они ведь разные, страстотерпцы бывают. Царевич Дмитрий, например, в 1606 году канонизированный, вообще был, мягко говоря, ненормальным ребенком: падучей страдал и над животными издевался.

Трулль отвел глаза в сторону и увидел, что рядом со стаканом пива и с рюмкой водки непонятно откуда появилась теперь мисочка с маринованными грибочками.

Сенявин, однако, этой чертовщины не мог заметить, потому что не отрывал взгляда от Телеведущего.

– Все это, как говорится, лишь полбеды, – увлеченно продолжал Андрей Владимирович. – А главная беда в том, что Сердце России, Храм ее Православный, еще сильнее отдалился от верующей души, от земной церкви. На самой вершине, помните, «византийская кукла без участия сердца» и следом за ней – сначала магистр Мальтийского ордена Павел Петрович, затем масон Александр и прочие «увешанные пестрыми церковными титулами». Внизу же – Емелька Пугачев с пьяными казаками и разной татаро-угорской нечистью кроваво дионисийствует; Хома Брут на панночке скачет, а потом в глаза предводителю гномов, Вию, заглядывает. Чичиков, понимаешь, разъезжает по нашей многострадальной, мертвые души покупает. А его добрые люди спрашивают: «Почем купили душу у Плюшкина?» В какой еще литературе вы встретите эдакие духовные одиссеи?!

Тут и Профессор заметил грибочки.

– Ах ты, подлый карел! – закричал он в спину Петровичу. – Поймал-таки момент. Я как раз к нашему сокровищу подбирался!.. Пропади я пропадом, если я за него водки не выпью!