Молот Тора

— Возможно, они агенты Церкви, — начал он строить предположения, отбарабанивая их пальцами, — и считают тебя, заодно со мной, языческим богохульником. Если же это датчане, то они могли счесть тебя моим проводником, с которым им будет легче покончить, чем с таким испытанным бойцом, как я. Британцы, конечно, тоже могут иметь на тебя зуб как на французского шпиона. Американские федералисты считают тебя республиканцем, а республиканцы распускают слухи, что я скупил слишком много карт у книготорговца Гейна, скомпрометировавшего себя выступлениями против отделения американских колоний от Англии. Французские роялисты, несомненно, причисляют тебя к бонапартистам, а ветераны Французской революции ищут способ отомстить тебе за друзей, погибших из-за твоего участия в обороне Акры. Испанцам тоже, вероятно, выгодно отсрочить твое сообщение о переходе Луизианы во владения Франции, а кроме того, все заинтересованные стороны боятся обнаружения мною доказательств того, что первооткрывателями этого континента были норвежцы. Разве важно, кто именно за нами охотится? Главное для нас — как можно скорее получить защиту от вашего вновь избранного правительства.

Поездка на юг по колеям первых мощенных булыжником больших дорог Америки была сущим мучением для любого путешественника. Кроме нас в экипаж втиснулись еще шесть пассажиров мужеского пола, пропахших табаком, луком и мокрой шерстью, а сама дорога к концу зимы пришла в ужасное состояние. Лужи превратились в небольшие пруды, а ручьи — в речные потоки. Через реку Делавэр мы переправились на пароме.

Наш дилижанс тащился мимо бурых лоскутных одеял по-зимнему унылых фермерских угодий, перемежавшихся лесными участками. По меньшей мере дважды в день нам приходилось вылезать из экипажа и совместными усилиями вытягивать его колеса из жидкого месива, а нужду мы справляли в придорожных кустах, лишь когда приспичивало нашему кучеру. Замерзшие, на одеревенелых ногах мы вываливались из кареты и, дружно выстроившись в ряд, орошали за кустами дорожную обочину. В убогих гостиницах нам приходилось спать по двое в общих комнатах. Мы с Магнусом теснились на тощем матрасе в одной спальне с еще четырьмя такими лежанками. Скопление множества тел обеспечивало жару и духоту. Мой сосед по койке храпел, как и половина наших соседей, но зато мало ворочался и всегда заботливо спрашивал, достаточно ли мне места. (Бессмысленно было оглашать очевидное: недостаточно.) Каждую полночь усталость дарила мне благословенное забытье, а часов через шесть в предрассветной темноте хозяин гостиницы будил нас к завтраку. Обычно из Нью-Йорка до Филадельфии добирались за два дня, но нам понадобилось три.

— А ты действительно хочешь стать норвежским Вашингтоном? — спросил я как-то Магнуса, чтобы развеять скуку. — Похоже, в тебе зреют наполеоновские планы.

— Нет, я просто хотел польстить твоим американцам.

— И какова же тогда твоя более скромная цель, Магнус?

— Скромной ее вряд ли назовешь, — с улыбкой ответил он. — Я хочу превзойти Вашингтона.

— И как же это ты собираешься его превзойти? — уточнил я, подумав, что чудаки всегда метят высоко.

— Найти то, что мы ищем. Для справедливого преобразования мира им должны править порядочные и честные люди.

— А ты уверен хоть в собственной порядочности и честности?

Мало кто осознает, по-моему, всю сложность такого вопроса, поскольку результаты стремлений не всегда соответствуют замыслам.

— Братство Форн Сиор отбирает праведников и готовит их к благочестивой жизни. Мы стремимся стать рыцарями в своих делах и помыслах. Нас вдохновляют лучшие образцы истории.

— Надеюсь, вы не собираетесь сражаться с ветряными мельницами…

— Порой, желая высмеять чьи-то поиски, люди называют их донкихотством, но я лично воспринимаю это как комплимент. Целеустремленность, настойчивость, благородство. Поверь мне, наша цель достойна всех связанных с ее достижением тягот и лишений.

В Филадельфии меня сочли своего рода блудным сыном, неблагоразумно лишившим много лет тому назад девственности некую Анабеллу Газвик и сбежавшим для обучения в Париж с Бенджамином Франклином, который предложил мне место секретаря благодаря масонским связям с моим отцом. За полгода в карточных салонах я умудрился спустить мое скудное наследство, но теперь вернулся в родной город до некоторой степени известной личностью — своего рода героем, наладившим мирные связи между народами.

— Мы-то считали тебя мошенником, но оказалось, что ты все-таки унаследовал кое-какие достоинства твоего родителя.

— Только не его здравомыслие, — признался я.

— Однако тебе удалось завести знакомство с такими людьми, как Бонапарт, Смит и Нельсон.

— В высшие круги мне позволило войти наставничество Франклина.

— О да, Франклин. Великий был человек!

Последние снегопады задержали нас в Делавэре на два дня, и, покинув Филадельфию, мы пять чертовски утомительных дней тащились до Балтимора.

— Почему мы так долго едем? — сердито поинтересовался в итоге Бладхаммер. — Похоже, вам удалось завладеть обширными территориями.