Молот ведьм

Двух мужиков постарше звали Максим и Федор, тот, что помладше, назвался Василием. Они отправились накануне в Петербург, на трех подводах, чтобы продать в городе немного рыбы и кое-что из скудного урожая своих огородов. С ними был и четвертый, Петр, самый молодой, родич Максима. Крестьяне хотели добраться до города засветло, но в пути были застигнуты непогодой: лошади еле переступали ногами по мокрой земле, нагнув головы под ветром и частым дождем, колеса вязли в болотистой жиже. К вечеру им удалось кое-как добраться до села из десятка дворов в Коломне, между речками Геникеевкой и Кривушей, рядом с Козьим болотом, где они решили остановиться на ночлег. Деревню эту мужики знали — ну как, знали, проезжали мимо всякий раз, как ехали в Петербург, но ни разу не останавливались. Да и останавливаться тут не очень-то и хотелось: дома были низкие, темные, с небольшими окнами у самой земли, крыши поросли мхом, изгороди из длинных редких жердей покосились, на убогих грядках если и росло что, то мужикам неизвестное, а так казалось, что просто сорняки. Скотина не мычала и не блеяла, даже собак не было слышно и видно, а редкие люди, которых они замечали всего пару раз, выглядели неприветливо. Но сейчас выбирать не приходилось: в черном небе клубилось ненастье, дождь лил, как при потопе, двигаться дальше не было никакой возможности. Крестьяне попросились на постой в крайней избе, у самого берега заболоченной речки Кривуши. Высокий мослатый мужик молча впустил их в широкие, покосившиеся ворота пустого сарая о четырех столбах, в который они завели лошадей и уместились сами, а подводы оставили на дворе. Нашли по углам дырявое корыто и немного сопревшего сена, кое-как накормили и напоили лошадей, сами перекусили при свете лучины, и улеглись спать, расстелив армяки на сыром земляном полу. Холодно было, мокро, но все лучше, чем в лесу. Помолились, да и уснули. А среди ночи вдруг их растолкал Петр — сам одет, глаза перепуганные, и зашептал, что им нужно тотчас собраться и ехать отсюда, пока целы. Мужики спросонья не сразу поняли, о чем речь, а он торопил, подгонял, и увидев, что они не спешат его слушать, открыл ворота сарая и стал выводить лошадей. Пока остальные, кряхтя, собирались, вставали и запрягали телеги, он рассказал им, в чем было дело.

Петр ночью проснулся по нужде. Встал тихонько и вышел во двор. Только пристроился было у задней ограды, как видит — их хозяин выходит из дома с фонарем в руке, да прямиком за калитку. Петру стало любопытно. Он прокрался следом и увидел, что из остальных домов тоже выходят люди — мужики, бабы, всего дюжины две человек, может, больше, и все с фонарями и факелами. Собрались вместе на утоптанной поляне перед деревней и отправились в лес. Петр за ними. Страшно было в дремучем лесу в непогоду, но более того интересно, куда же люди идут в такой час и в такое ненастье. Он шел за цепочкой огней по тропинке через болото, и совсем скоро увидел, что все собираются рядом с маленькой, словно вросшей в землю избушкой. Дверь открылась и из избы вышла старуха; люди склонились перед нею в пояс. Старуха пошла по тропе вглубь болота, люди за ней, а следом и Петр. Саженях в тридцати от избы стоял большой сруб с островерхой крышей, куда за старухой по одному стали входить остальные. В узких окошках зажегся огонь. Петр подождал, пока дверь затворится, и подобрался к одному из окон. Внутри он увидел что-то наподобие церкви или часовни: высокий престол на солее, рядом с ним аналой, на нем — раскрытая черная книга. Только если и было это место церковью, то уж никак не Христовой: на стенах непонятные знаки, круги на полу, и еще сказал Петр, что веяло оттуда страхом и смертью. Потом рассказ у него вышел путаным; мужики тоже путались, пересказывая капитану сбивчивые речи, но по всему выходило, что их товарищ стал свидетелем странного и страшного обряда, во время которого творились такие мерзости, которых Петр толком и описать не мог, а крестьяне повторять не хотели даже то, что поняли с его слов. Когда же один из участников богомерзкого действа подал старухе младенца, а та подняла его на ножку над каменной чашей и вынула нож, Петр опрометью кинулся назад. Детский крик прозвучал и оборвался в ночи. Не чуя ног добежал Петр до сарая, думая только о том, как убраться из страшной деревни. Остаток ночи мужики, погоняя измученных лошадей, добирались до города, то и дело озираясь, нет ли за ними погони, пока на рассвете не прибыли в Петербург.

— А где же Петр, почему он сам не пришел с вами? — спросил их Облецкий.

Мужики замялись и переглянулись.

— Пропал Петр, — наконец ответил Максим. — Не знаем, как. Вроде все время ехал со мной на подводе, а как въехали в Кузнечную слободу, глядь — и нету его. Что ж делать теперь, господин капитан?