Молот ведьм

Винченцо снова поморщился, вспомнив, как хотел отдать Джованну замуж за Элизео ди Чиньоло. Нет, мальчик, тебе жениться рано — молоко на губах ещё не обсохло. К тому же, он обещал дорогому родичу позаботиться о девице. Поклялся именем Господним и Пресвятой Девой дель Розарио.

Надо выполнять.

За первый же год брака он заставит её усвоить его принципы, о которых с таким пренебрежением отозвалась Глория, и научит уму-разуму. Женщина всегда разделяет взгляды любимого и сильнейшего. Научит её мужчина ведьмовству — будет ведьмой, а научит лампады возжигать — будет лампады возжигать. Он быстро очистит её мозги от бесовского вздора.

Тут Джустиниани опомнился, поняв, что если это все-таки искушение, он попался.

Он мысленно уже женился на девице.

Джустиниани не хотел верить в искушение — потому что только сейчас понял, насколько устал от одиночества и сколь хочет покоя и семьи. Что ж, лучше всего мы поддаёмся искусам тогда, когда они совпадают с нашими тайными желаниями. Vota diis exaudita… Джустиниани вздохнул.

Значит, искушение принято. Однако все это не облегчало, а отягощало его бремя. Не дал ли он, упаси Бог, что-то понять светским сплетницам? Те по блеску глаз или по трепету пальцев способны предположить весьма многое.

Но нет. Кажется, нет. В любом случае, он и на минуту не выпустит Джованну из дому без надзора.

В итоге, поручив девицу заботам Луиджи и велев не отпускать её дальше внутреннего двора, сам Винченцо направился к отцу Джулио. Он не скрыл мыслей по поводу случившегося, — равно как и сомнений в чистоте своей любви. Вполне возможно, что это новое сатанинское искушение — дурной приворот, не более, просто мираж, сон, бред, пустое видение.

— Это та, что заходила в крипту, когда тот эпилептик в припадке упал?

Джустиниани кивнул и тут напрягся.

— Ты запомнил её?

Отец Джулио немного порозовел.

— Красавица. Я ещё и подумал, помнится, что тебя подлинно ослепляет дьявол, если ты живёшь с такой под одной крышей и не искушаешься. Не помню, чтобы ты в блудных помыслах-то каялся.

— Да не до того как-то было, — огрызнулся Джустиниани. — Впрочем, и сейчас-то дела мои хуже некуда. Этот припадочный в покое меня не оставит, а пойми он, что Джованна дорога мне — беды не миновать. Я вот по дороге к тебе подумал, может, самому встретиться с ним, потолковать… не скажу, по душам, какая там душа у этого выродка-то, но спокойно, по-мужски, хоть какой из этого содомита мужчина, Господи?

— Ты хочешь отдать ему эту куклу, что в кармане тогда придавил?

— Не знаю. Тут одна ведьма, я же тебе говорил, предостерегала меня от этого и дала совет — просто уничтожить его вольт. Совет дьявольский, не спорю, но смысла он не лишён, поверь. Судя по рассказу старика Альдобрандини и мыслям дружка моего Рокальмуто, несть ничего, на что этот чёртов эпилептик и мужеложник не был бы способен…

— Тогда эта кукла — залог твоей безопасности, получается?

— Угу.

— Ну, ты, главное, не отчаивайся, тем более что…

— Что? — спросил Джустиниани, заметив странный взгляд духовника.

— Тебе это на пользу. Я так погляжу, ожил ты, а то больно мумию мне в последние годы напоминал. Всё тебе без разницы было, я ещё удивлялся, как ты ещё добро и зло различать не разучился. А тут, глянь-ка, глаза блестят, шевелишься, растормошило тебя немного.

Винченцо окинул Джулио долгим язвительным взглядом, полным упрёка и досады, но монаху это было как с гуся вода.

Выйдя из крипты, Джустиниани побрёл на кладбище. Дошёл до родительских могил, издали оглядел склеп Джустиниани. «И зацветёт миндаль, и отяжелеет кузнечик, и рассыплется каперс. Ибо отходит человек в вечный дом свой, и готовы окружить его по улице плакальщицы. И возвратится прах в землю, чем он и был…»

Он медленно шёл от могилы к могиле. Весенняя зелень буйно разрослась, высоко выбросил длинные узкие листья ползучий пырей, ярко-сиреневыми цветками голубел цикорий, молочными соцветиями белел тысячелистник, а у старых заброшенных могил крапива и чертополох заглушили цветы.

Неожиданно он замер, заметив неподалёку от церкви, в старом квартале, где давно никого не хоронили, графа Вирджилио Массерано. Джустиниани понял, что Ипполита похоронена именно там, видимо, в семейных захоронениях. Винченцо не хотел подходить к Вирджилио, но тот уже заметил его и помахал рукой. Джустиниани подошёл и остановился у чьей-то обветшавшей могилы.

Его сиятельство сидел, опустив руки на колени, был бледен и грустен.

— Рад, что встретил вас, Джустиниани.

Винченцо тихо вздохнул, опустился рядом на скамью. На могиле Ипполиты Массерано ещё не было надгробия, но холм был устлан свежими цветами — алыми розами и тюльпанами.

— Я знаю, — неожиданно заговорил Массерано, нахмурившись, — вы считаете меня глупцом…

Джустиниани бросил на графа быстрый изумлённый взгляд: он не то чтобы считал Массерано неумным, скорее находил горестную иронию в том, как оплакивал Вирджилио супругу, мечтавшую отправить его самого на тот свет.

— Вовсе нет, граф, о чём вы?

— О том, что я знаю, зачем она приходила к вам перед смертью, — отчётливо произнёс он.