Молот Времени: Право сильного

Сгреб мэтра за шиворот, как нашкодившего щенка, поднял в воздух и отвесил вторую плюху. С другой стороны, для симметрии. Объяснил:

– Если командир говорит: ни шагу в сторону без приказа, – то его слушаются. А кто не слушается, тех вешают перед строем. У вас найдется в хозяйстве веревка соответствующей крепости в несколько локтей длиной?

Тигар не отвечал. Побледнел, глазки часто-часто моргали, кадык дергался...

– Когда командир спрашивает, – сказал я, демонстративно сжимая руку в кулак, – ему отвечают. Быстро, точно, исчерпывающе. Я спросил о веревке.

– Н-найдется... – выдавил Тигар.

– Замечательно. Завтра утром она понадобится. До утра сдайте Калрэйну казну. И имущество по списку.

Я говорил холодно, спокойно, деловито. Знал, что в иных ситуациях такой тон куда действеннее угроз и воплей.

– Н-но... ведь я... – заблеял мэтр, – сайэр епископ... меня...

– Что? Епископ? Ладно, так и быть. Из уважения к епископу окажу вам милость. Отменяю позорную казнь. Будете обезглавлены, словно благородный сайэр, гордитесь. Вот этим вот топором.

Я поднес Бьерсард к носу Тигара. Лезвие моего топора – зеркальное и бритвенно острое – вблизи может напугать людей и покрепче мэтра. Правда, большинство видевших Бьерсард с такого расстояния впечатлениями поделиться уже не могут.

Мэтра Тигара проняло до печенок. И даже глубже, – до мочевого пузыря и кишечника, насколько я мог судить по запаху...

Однако попыток оправдаться он не оставил.

– Н-но ведь я... с-сам ведь... сам исправил... майфрау Сельми... она сказала, я сам...

Так-так-так... Разговор становился интересным.

– При чем тут майфрау Сельми?! – рявкнул я. Тигар съежился еще больше, хоть это и казалось невозможным. Неприятный запах усилился.

Мэтр мекал, бекал и крайне невразумительно отвечал на вопросы. Однако потихоньку выяснилось: о своих подвигах во дворе замка он знает исключительно со слов Хлады. Сам же ничего не помнит. То есть абсолютно. Что делал, что говорил, – ничего. Полный провал в памяти.

Про бой у Лигонга я не стал даже спрашивать. Слышал, как вскоре после него Тигара расспрашивали конники пулы, и оказались весьма разочарованы невнятными ответами. Сомнений нет, случай тот же: не понимал, что творит, и все потом позабыл. Причина тому могла быть лишь одна, но я хотел, чтобы сам мэтр подтвердил мои догадки.

И я тщательно сформулировал и произнес свой вопрос.

– Я-а-а н-не могу! М-мне нельзя... – яростно замотал головой Тигар, рискуя отсечь себе кончик носа об лезвие Бьерсарда.

Я отвел топор в сторону, задумчиво сказал:

– Может, не стоит казнь откладывать до утра? У меня что-то руки чешутся, да и вас ни к чему изводить ожиданием...

Тигар забился, воя и захлебываясь рыданиями.

– Заткнитесь, почтенный, не то переполошите всех. А люди устали.

...Изливался Тигар долго, но бестолково, мысль его ходила по кругу: он, дескать, ответить хочет, но не может, а так бы рад все рассказать великодушному майгеру Хигарту, но не может, вернее, может, но не скажет, потому что не сможет, ибо едва начнет говорить, немедленно умрет, а на самом-то деле он хочет, очень хочет, но...

С трудом великодушный майгер Хигарт уразумел главное: епископ Хильдис Коот наложил на бедолагу сильнейшее заклятие, замыкающее уста. Ответ еще не успеет сорваться с губ, а с мэтром Тигаром уже случится какая-нибудь неприятность, вроде разрыва аорты, и изречь свою мысль он сумеет разве что в чертогах Пресветлого Сеггера.

– Верю! – заявил я торжественно. – Эти глаза не лгут!

И тут же попытался обойти запрет наводящими и косвенными вопросами. Спросил:

– Вы помните, как вас вводили в магический сон? Говорить ничего не надо, лишь кивните или покачайте головой.

Он честно попытался... Не знаю только, кивнуть или изобразить знак отрицания... Не сумел – побагровел, начал задыхаться, воздух не проходил в горло, словно стиснутое невидимой рукой.

– Не надо ничего отвечать! – быстро выкрикнул я.

Дыхание к мэтру возвращалось больше минуты. Да уж, не повезло бедолаге... Я даже ощутил некое раскаяние за те две оплеухи. Не слишком, впрочем, сильное, – проявленное в замке самовольство заслуживало наказания.

– Ладно, мэтр Тигар, – постановил я, – объявляю смертный приговор отложенным. До следующего вашего прегрешения. Ступайте, смените белье и ложитесь спать. Завтра тяжелый день.

Тигар поковылял к костру, я остался в темноте один, хотелось поразмышлять в одиночестве.