Фигура замерла. Хендрикс опустил винтовку. Перед ним стоял мальчик и внимательно рассматривал майора. На вид ему было лет восемь. Правда, сейчас возраст очень трудно определить. Оставшиеся в живых дети, как правило, отставали в развитии. Мальчик был одет в линялый синий свитер и короткие штанишки. В руках он что-то держал.
— Что это у тебя? — резко спросил Хендрикс.
Мальчик протянул руки. Это была игрушка — маленький плюшевый медвежонок. Мальчик, не мигая, смотрел на взрослого, и выражение его больших глаз заставило сжаться сердце майора.
— Мне не нужна твоя игрушка, сынок. Оставь ее себе.
Мальчик снова крепко обнял медвежонка.
— Где ты живешь? — поинтересовался Хендрикс.
— Там.
— В развалинах?
— Да.
— Под землей?
— Да.
— Сколько вас там?
— Сколько вас… сколько?
— Я спрашиваю, сколько вас там живет? У вас там был большой поселок?
Мальчик ничего не ответил, и Хендрикс нахмурился.
— Но ты здесь не один, не так ли?
Мальчик кивнул.
— Что вы едите?
— Там есть еда.
— Какая?
— Всякая.
Хендрикс внимательно посмотрел на малыша.
— Сколько тебе лет, сынок?
— Тринадцать.
В это было трудно поверить.
Мальчик выглядел слишком хрупким и явно задержался в росте. Вероятно, он был стерилен. Все это последствия длительной радиации. Его ручки и ножки походили на палки для чистки труб — шишковатые и тоненькие. Хендрикс протянул ему руку. Кожа была сухой и шершавой — тоже результат радиации. Он нагнулся и посмотрел ребенку в лицо: его темные глаза казались пустыми.
— Ты слепой? — спросил Хендрикс.
— Нет. Кое-что вижу.
— Но как же тебе удается избегать «когтей»?
— «Когтей»?
— Ну, этих круглых металлических штуковин, которые бегают и зарываются в землю?
— Не понимаю.
Возможно, поблизости «когтей» не было. Значительные пространства были еще свободны от них. Механизмы собирались большей степенью в местах скопления людей. Эти роботы были спроектированы так, чтобы чувствовать тепло — тепло живых существ.
— Тебе повезло, приятель, — выпрямившись, сказал Хендрикс.
— Можно мне пойти с вами, сэр?
— Со мной? — Хендрикс сложил на груди руки. — Но мне предстоит очень долгий путь. Много миль. И я спешу, — он взглянул на часы, — я должен добраться до цели засветло.
— Мне бы очень хотелось пойти с вами, сэр.
Хендрикс порылся в своем ранце.
— Не нужно тебе идти со мной, малыш. Вот, возьми. — Он протянул ребенку пару консервных банок. — Бери их и возвращайся к себе, хорошо?
Мальчик ничего не ответил.
— Я буду возвращаться по этой же дороге через день, а может, через два. Тогда, если ты снова будешь где-то рядом, я возьму тебя с собой. Договорились?
— Мне хотелось бы пойти с вами теперь.
— Путь у меня очень трудный.
— Но я не боюсь ходить пешком.
Хендрикс неловко переминался с ноги на ногу. Двое бредущих людей — это очень хорошая мишень. И к тому же, с мальчиком придется идти гораздо медленнее. Но если он будет возвращаться другим путем? Что тогда? И если на самом деле этот мальчик совершенно одинок?
— Ну ладно, пойдем вместе, малыш.
ГЛАВА V
Хендрикс шел широким шагом, но мальчишка не отставал от него, прижимая к груди медвежонка.
— Как тебя зовут? — спросил майор.
— Дэвид. Дэвид Эрвард Дерринг.
— Дэвид? Что… что же случилось с твоими родителями?
— Они умерли.
— Как?
— Во время взрыва.
— Когда это случилось?
— Шесть лет назад.
— И ты все эти шесть лет был один?
— Нет. Я некоторое время был с другими людьми, но они потом ушли.
— И с тех пор ты один?
— Да.
Хендрикс посмотрел на мальчика. Он производил странное впечатление. Говорил очень мало и как-то отрешенно. Впрочем, возможно, такими и должны быть дети, выжившие среди этого ужаса. Тихими, ничему не удивляющимися. Для них не существовало ничего неожиданного. Они могли перенести что угодно. Они не знали ограничений в форме традиций, обычаев, правил человеческого общения. Единственным их достоянием был грубый и жестокий опыт тяжелой жизни.
— Я не слишком быстро иду, малыш? — участливо спросил Хендрикс.
— Нет.
— Как это тебе удалось увидеть меня?
— Я ждал.
— Ждал? — Хендрикс был озадачен. — Чего же ты ждал?
— Того, что можно поймать.
— Извини, я не понял.
— Что-нибудь, что можно съесть.
— О! — Хендрикс печально поджал губы.
Тринадцатилетний мальчик, живущий на крысах, сусликах и наполовину сгнивших консервах в какой-нибудь дыре под развалинами города, полного очагов радиации и «когтей», с азиатскими пикирующими минами над головой.
— Куда мы идем? — спросил внезапно Дэвид.
— В азиатские скопы.
— К азиатам? — казалось, мальчик, наконец, хоть чем-то слегка заинтересовался.
— Да, к нашим врагам, к тем людям, которые начали эту войну и первыми применили радиационные бомбы. Понимаешь, они первыми заварили всю эту кашу.
Мальчик кивнул. Его лицо снова ничего не выражало.
— Я американец, — с гордостью сообщил Хендрикс.
Но мальчик промолчал.
Так они и шли. Хендрикс чуть впереди, мальчик за ним, прижимая к груди свою игрушку.
Около четырех часов дня они сделали привал, чтобы пообедать. Собрав сухих веток, Хендрикс развел костер в углублении между бетонными глыбами. Он приготовил кофе и подогрел баранью тушенку.
— Держи! — он протянул мальчику банку и кусок хлеба.