Читаем Молотобойцы полностью

– Нет, не ладно сказал, — вмешался кузнец Тимофейка. — Письмо запечатать и послать воеводе — это верно. Только пускай повезет его не холоп Еремейка, а кто-либо из нас, и пусть воеводе челом ударит и все расскажет, как мы за наше правое дело стоим.

– Верно дед сказал. Пусть поедет к воеводе Федосейка. А Еремейку-казачка посадить в овинную яму и держать там, чтобы он до времени Меренкову не пожаловался.

С этим все согласились, и Федосейка с письмом к воеводе выехал в Серпухов.

<p>8. РЕЙТАРЫ ПРИЕХАЛИ</p>

Серпуховский воевода Очкасов, получив от Федосейки Стрелка письмо Меренкова о крестьянском непослушании приказу помещиков Челюсткиных, расспросил подробно Федосейку, выслушал все его заверения, что крестьяне бунтовать не хотят, а только просят оставить их работать около землицы, несколько раз промычал: "М-да-с..." — и приказал надеть на Федосейку ножные железы, обрить полбороды и полголовы и бросить в погреб.

– Ты тоже, смекаю, гнешь сторону воров и татей и их улещиваешь жить на старый свой корень.

Воевода хотел показать себя умелым усмирителем и великим воителем. Поэтому он приказал рейтарского полка капитану Дмитрию Гавриловичу Битяговскому, взяв двадцать рейтаров, поехать в сельцо Веселые Пеньки, "чтобы он, Битяговский, сам опрашивал и сыскал накрепко по святой непорочной Христове евангельской заповеди господни ей-же-ей с записью всех порознь статьями, зачем гилем против господского приказу восстали, кто были зачинщики и огурщики". А для сыску и допросу дал в помощь поручика Вилима Фанзалена, подьячего Пахома Лаврова сына Портомоина и земского дьячка Федора Петрова сына Ляпина.

Всю ночь шел сильный дождь. Дороги размыло. Небольшой отряд капитана Битяговского с трудом плелся по глинистой вязкой почве.

Всадники растянулись гуськом. Когда приближались к сельцу Веселые Пеньки, капитан Битяговский приказал рейтарам подтянуться ближе и быть наготове.

В сумерках всадники въехали в рощу. Между деревьями мелькнуло несколько человеческих теней.

– Кто там бродит? Стой! — крикнул Битяговский.

Одна тень отделилась и приблизилась.

– Кто такие, говори!

– Мы пеньковские. А вы кто?

– А вот сейчас ты узнаешь, кто мы такие. Подойди ко мне. — Битяговский, держа в руке пистолет, подъехал к стоявшему перед ним крестьянину в кожухе с колом в руках.

– До усадьбы близко?

– Близко. Полверсты будет.

– А это что за люди с тобой?

– Да тоже пеньковские.

– Зови их сюда, и пойдете впереди к усадьбе.

– Это не можно. Нам велено здесь стеречь дорогу.

– Кем велено?

– Да мирским сходом.

– Сходом? Так вот кого вы слушаете? — И Битяговский полоснул мужика плетью по голове.

Мужик отскочил.

– Ребята, бьют! — крикнул он, отбегая в сторону, и все тени крестьян рассыпались и исчезли за деревьями.

Несколько рейтаров бросились за ними, но лошади вязли в мшистой почве и с трудом выбрались обратно на дорогу.

Битяговский выстрелил в сторону убегавших. Желтый свет блеснул в темноте, и выстрел гулко прозвучал в тихом лесу.

Приехав в усадьбу, капитан Битяговский нашел ворота на запоре, караульщики в щель опрашивали, кто такие и чего нужно, и, узнав, что прибыли рейтары для суда и расправы, распахнули ворота.

Приказчик Меренков впустил гостей в господские хоромы.

Рейтары расставили коней во дворе и вволю задали им сена и овса. Меренков жаловался, что крестьяне обложили усадьбу со всех сторон, подходили к воротам, хвалились "убить всех до смерти" и теперь поднимают другие деревни.

Утром Битяговский с рейтарами проехал по сельцу и, убедившись, что в избах людей почти нет, приказал трубить в трубу, чтобы крестьяне собрались из лесу. Когда никто не явился, Битяговский подпалил крайний, стоявший в стороне овин. "Когда увидят, что родное добро горит, то сбегутся". Овин запылал черным столбом, поднимавшимся в безветренном воздухе до серых нависших облаков. На опушке рощи показались группы крестьян, но когда к ним подскакали рейтары, крестьяне скрылись.

Поручик Вилим Фанзален получил приказание с десятью рейтарами проехать в рощу по следам крестьян, разведать, где они скрываются, и привести кого-либо для допроса. Поручик Фанзален, выходец из Голландии, прибывший в Московию искать подвигов и удачи в новой, сказочной для него стране, горячо взялся за дело. Десять рейтаров в черных бархатных рубахах и железных латах и касках, с копьями, переехав плотину, углубились в рощу. Фанзален на сером татарском коне ехал впереди рядом с толмачом 26.

Через дорогу протянулась изгородь поскотины, где летом паслись телята. Ворота, сложенные из жердей, были заложены бревнами. Десяток крестьян стоял за изгородью. В руках у них были рогатины, косы и топоры на длинных рукоятках. Один держал большое фитильное ружье.

Фанзален вступил с крестьянами в переговоры.

На вопрос, зачем они ушли из своих домов в лес и заложили ворота, крестьяне отвечали, что в лесу "вольнее".

Фанзален удивился и спросил, почему они не идут, куда их посылает господин.

Они ответили:

– Живы в руки не дадимся, однова помирать, так лучше под солнышком.

Фанзален еще не понимал, в чем дело и откуда упорство.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза